Получив отменный нагоняй от Михалыча заодно с поздравлениями с днем рождения, отмылся в душе, сгреб вещи в сумку и помчался на Королёва двадцать пять квартира двенадцать.
А там.
Там меня ждал настоящий праздник.
Зоя в платьице. Милая до мурашек. Людмила Владимировна с доброй улыбкой. И домашний наполеон с горящими на нем свечками.
Наверное, я бы даже мог расплакаться от удушливой волны внезапно свалившегося на меня человеческого тепла, заботы и добродушия. Данилины так искренне поздравляли, желали побед и здоровья, успехов и везения, что меня с головой накрыло внезапным счастьем, ощущением собственной значимости, нужности, важности и… любви.
Мы пили чай, ели сладкий, пропитанный заварным кремом торт, говорили ни о чем конкретном, но о таком важном, что вспомнить слов не возможно, а забыть ощущение родства, понимания и отзывчивости нереально. Мы много шутили, смеялись и делились историями. Зоя рассказывала о первом этапе, показавшимся ей подозрительно легким, так что теперь она начала сомневаться, не упустила ли чего-нибудь важного. Я высказывал опасения на счет Генки Медведева, моего главнейшего соперника на предстоящих соревнованиях, не боясь при этом быть уличенным в трусости. Людмила Владимировна убеждала, что все у нас получится, потому что мы у нее очень талантливые дети.
Мы у нее…
Наверное, это и есть настоящее семейное тепло. Уют.
Наверное, я бы хотел, чтобы и мои родители ждали меня с тренировки с тортом и свечками.
Но отец в Москве на очередном форуме от автопроизводителя. У матери благотворительный вечер за городом.
Наверное, я бы хотел остаться здесь навсегда, ведь дома меня ждет лишь пустота и темные окна подсвеченного снаружи фонарями фасада двухэтажного коттеджа. От родителей подарки я уже получил в виде пухлого конверта с утра на тумбочке.
Можно ли на его содержимое купить счастье?
Не думаю.
Поэтому, пока Данилины в кухне убирают со стола посуду, запихиваю все содержимое конверта в свинью-копилку на полке в прихожей. Даже не считаю оранжевые бумажки, с трудом проваливающиеся в узкое отверстие, предназначенное для монет. Но вроде много.
Слишком много для шестнадцатилетнего парня.
Глава 15
Матвей Соколовский
Выгребаю из авто два огромных пестрых букета, торт и, не смотря на то, что время шесть утра, решительно тороплюсь в небезызвестную квартиру двадцать пять. Вокруг февральская непроглядная темень, слабо рассеиваемая редкими тусклыми фонарями. Однако, меня уже не остановить.
В конце концов, даже Винни Пух утверждал, что это самое лучшее время для визитов к друзьям. С Зоей мы, конечно, уже не сказать, что друзья, но вот с Людмилой Владимировной я не ссорился. И вообще эта удивительная женщина всегда была мне рада. Уверен, этот раз не станет исключением. Глубоко уверовав в собственные предположения, иду к заветному дому. И всю дорогу, как дурак, напеваю известную детскую песенку.
Передо мной все те же металлические двери двести раз выкрашенные глянцевой коричневой эмалью, и все равно при этом облупленные. Ввожу не затерявшийся в памяти код от домофона и беспрепятственно попадаю в подъезд.
Преодолеваю первый лестничный пролет, чувствуя знакомый запах сырости и кошек. Странный коктейль из предвкушения и дежавю рождает внутри эйфорию.
Буквально в пять шагов преодолеваю ступеньки, вытертые миллионами шагов нескольких сменивших друг друга поколений жильцов старой хрущёвки.
Всего на секунду замираю перед знакомой до боли дверью и, не позволяя себе сомневаться, жму на красную кнопку звонка и слышу, как за стеной разливается все та же звонкая трель.
Как в старые добрые времена.
И наполняюсь бессмысленной тихой радостью, какой не было, даже когда я, спустя долгие семнадцать лет, переступил порог родного дома.
Даже улыбаюсь помимо воли.
Глупо. Безбашенно.
Словно все эти годы с меня разом слетели, возвращая обратно в прошлое, где Зоя открывала мне, сияя улыбкой и глазами, кормила простым рыбным супом, объясняла алгебру, сидя на табуретке плечом к моему плечу, а потом целовала. Робко. Нежно. И до умопомрачения сладко.