Челюсти судьбы

Имелась слабая надежда, что после такого известия хватка Тангароа слегка ослабнет… Присоски головоногих устроены так, что их удерживает на теле жертвы не давление внешней среды, а мускульная сила осьминога или кальмара. Мне много и не надо, я чувствовал, что оправился от столкновения с кристаллом, что мышцы вновь нормально реагируют на команды мозга…

Как многое в нашей жизни, исцеление пришло слишком поздно. Мой двоюродный шурин (бывают такие? не важно…) не изумился. И родственными чувствами не проникся, не пожелал обнять вернувшегося из странствий блудного зятя… Вернее, с учетом нашей диспозиции, – не стал ослаблять объятия. Присоски как держали, так и продолжали держать.

«У тебя много кузин, – продолжал я, – ты, наверное, сбился со счета и даже не помнишь всех по именам. Но факт есть факт: я твой родственник по жене, и если…»

«Дарк, держись! Помощь на подходе!» – вклинился Хуммель в мой монолог.

Если сейчас сюда ворвется ремора – это станет самым героическим, самым глупым и самым последним поступком Хуммеля. Там, где не справился кархародон, не поможет рыба-прилипала, и русалочки Ихти с Импи ничего не смогут сделать, не говоря уж о Властимире-черепахе, медлительном и неуклюжем.

В этот момент я получил ответ Тангароа, чуть не взорвавший мне мозг. Голове дважды сегодня досталось не слабо, когда я ударялся о камни цитадели и о кристалл, но это покушение на целостность черепа оказалось самым опасным.

В короткий ментальный импульс было втиснуто столько всего, что разбираться, раскладывать информацию по полочкам пришлось бы многие недели. Сейчас, стиснутый шупальцем и играющий в гляделки с громадным глазом, я осознал лишь самые верха, самые сильные эмоции автора послания. Гнев на то, что какая-то ничтожная букашка посмела нарушить тщательно разработанный план. Удивление, что это ей удалось. Безмерное равнодушие к судьбе рекомой букашки…

Вот так, наверное, Древние и общаются между собой. До сих пор я все-таки не до конца осознавал, с кем имею дело. Ну да, осьминог, громаднейший, разумный, даже сверхразумный, ктулху знает, что знающий и умеющий… Но все же сравнимый с нами, с людьми. Условно говоря, тот же человек, но прокачанный до неимоверности.

Не думаю, что и теперь до конца осознал его сущность. Но все же уразумел, насколько мозг, укрытый в глубине уродливого тела, превосходит по возможностям человеческий. И это в телесной оболочке… Как мыслит его бестелесная ипостась, не скованная скоростью действия нейронных цепочек и прочими физическими ограничениями, – вообще не представить. Космос… Космос, куда люди никогда не полетят.

Тангароа понял, что его способ общения для собеседника сложноват… И перешел на более привычный мне семантический. Но с языком не угадал – ни единого слова из прозвучавшей в мозгу тирады я не понял. Язык, мне показалось, был тот же, что и на недавнем научном совете, – однако диалект другой, более благозвучный, богатый гласными, зачастую сдвоенными… На этом языке можно было не только рычать и лаять. На нем, пожалуй, могли и петь выходящие из волн прекрасные девушки.

Порылся в моем мозгу и оценил лингвистические таланты Тангароа за долю секунды. Потому что продолжил уже на русском:

«Мы не родственники. Не надо верить бредням глупого слепого грека. Я примерно на двенадцать миллионов ваших лет старше выскочки Посейдона, которого зачем-то произвели в мои отцы».

Не прокатило… Но я должен был попытаться.

А вот зачем он со мной общался – загадка. Может, отчаянно скучал, долгие годы, даже тысячелетия играя в одиночестве в свои игры в окружении безмозглых слуг. Наверное, одинокий исследователь, осатанев от общения с микроскопом и прочими приборами, мог вот так же заговорить с амебами, обладай они примитивным языком…

Но беседа явно шла к концу. Сейчас щупальце двинется обратно, в сторону клюва.

Однако пока не двинулось… А в глубине громадного глаза я заметил какие-то изменения, даже какое-то движение. Сообразил, что это движется хрусталик в глазной жидкости. Глаз у осьминога устроен сложно, он сложнее и совершеннее человеческого – именно так, передвигая вперед и назад хрусталик, осьминог фокусирует взгляд на предметах, очки от близорукости или дальнозоркости ему по определению не нужны. А этой физической оболочке Ро, учитывая ее размеры, без надобности и микроскопы с телескопами, его глаз и без них вооружен дальше некуда…

«Что-то он увидел в отдалении», – сообразил я. В следующий миг рекомое «что-то» стремительно промелькнуло мимо и ударило прямиком в чудовищный глаз! И это был не Хуммель-ремора! Акула!

Зрение у кархародона не бинокулярное, окружающий мир я вижу, как две не пересекающиеся полусферы. Правая была обращена в сторону Тангароа, а в левой появилась еще одна акула, значительно крупнее первой. Кархародон! С нетипичной, темной окраской брюха!

Вторая акула атаковала щупальце, удерживавшее меня. Укус, стремительное движение – громадный кусок мяса выхвачен, в воду хлынула кровь. Вернее, гемолимфа осьминога. Изначально бесцветная, она быстро окрашивалась синим под воздействием воздуха, растворенного в воде.