Человек, которого нет (СИ)

Записки сумасшедшего: Очень страшное кино

Есть некий фильм, в котором действие происходит в Испании в годы гражданской войны. Фильм наполовину мистический, наполовину очень реалистичный, как по мне - неприятно-жуткий, чересчур сказочный для исторической истории, слишком реалистичный для легенды. Трудно смотреть, соединяя оба пласта, и от обоих сердце рвется. Но в целом вполне переносимо.

В первый раз я смотрел его давно, задолго до начала работы с М.

Тогда только слегка кружилась голова от темных комнат большого каменного дома, и по телу растекалось ощущение нереальности. Испания, конечно, сказал я себе, погрустил о кровавой и жуткой истории, рассказанной в фильме, отложил в памяти, что, может быть, когда-нибудь стоит пересмотреть ради интерьеров - явная, хоть и слабая реакция требует внимательного изучения. Да и все на этом.

Но спустя несколько месяцев после начала работы с М. захотелось посмотреть еще: такие раскопки веду, так мощно и последовательно - и все-таки интересно про детство, да? Страшно интересно. И когда однажды в сессии с М. я предложил поискать дорожку к детским воспоминаниям, то обнаружил, что всем телом вжался в спинку дивана. С чего бы это? Впрочем, в тот раз мы занялись другими воспоминаниями, туда не пошли.

Не пошли и не пошли, но интерес остался, а про страх-то я и забыл. Это ведь дело обычное: человек уверен, что у него было счастливое благополучное детство, пока не начнет вспоминать подробности.

И вот как-то вечером в ненастье, за невозможностью пойти на прогулку я предложил своему другу посмотреть этот фильм. Хочу, дескать, на дом посмотреть, ощущения пощупать, как оно мне сейчас. Нашел в коробке диск, сдул пыль, запустил. И не ждал никакой катастрофы - я ведь помнил, что меня слегка цепляли темные высокие комнаты, каменные стены. И пока действие не приблизилось еще к дому, я спокойно смотрел, даже не напрягался. Ждал, когда до дома дойдет. Да и от дома никакой беды не ждал, помнил, что чуточку сносило, самую малость, ничего страшного. И я совершенно не был готов к тому, что при первом же появлении отчима девочки Офелии едва не потеряю сознание. Сразу, от одной осанки и движений. Дурнота, слабость и опрокидывающийся мир.

Не тогда, когда он зверь-зверем убивает местных жителей и пытает партизана. О, нет.

А ровнехонько в самом начале, когда он семейно общается с женой и падчерицей. До паники. До ощущения бестелесности и головокружения. Его ледяное достоинство, его надменность, каменная уверенность в собственной правоте, презрение ко всему, что не соответствует его представлениям о правильном, чудовищная неумолимость, стальная безупречность... И мне от него - только в обморок. Почему?

Ощущения были знакомые, в точности то же головокружение и пустота, как когда я выходил из класса на том учебном цикле. Семья как система. Вот только что мне до испанской семьи времен гражданской войны?

Ладно, я парень крепкий, дышу, смотрю дальше. А он ходит и смотрит. А меня выносит просто из тела вон. Совершенно неуправляемое состояние, и совершенно как по учебнику: травматическое.

Но я перемогаюсь, смотрю. Время от времени спрашиваю любимого, точно ли он хочет смотреть это кино дальше. Мне как день ясно, кто самое страшное чудовище в этом фильме, но это мой личный кошмар. А есть еще коварный фавн, фальшивая фея, безглазый монстр и другие гадкие существа, и, может быть, ему неприятно смотреть на них.

И наконец он на мои вопросы ответил прямо: а уверен ли я сам, что хочу это смотреть?

Благородные доны не сдаются. Я категорически настаивал, что да, хочу. Хотя уже отвернулся от экрана, изо всех сил стараясь дышать, потому что воздуха мне не хватало, и я к тому же замирал и дышать переставал. А потом все-таки сдался. Просто сказал, что больше не могу.

И он сразу выключил кино. Я еле встал и открыл окно пошире, но все зашло слишком далеко: я лег и качался на краю обморока, цепляясь руками за диван.

Он спросил, что может помочь мне сейчас. Собрав остатки вменяемости, я сообразил насчет горячего сладкого чая, но не решился отпустить его на кухню, остаться в одиночестве, а сам встать никак не мог. Наконец догадался, попросил довести до кухни и меня. Увидев меня в движении, скрюченного и дрожащего от озноба, он тоже вспомнил учебники: обеспечить теплом, согреть. И он накинул мне на плечи первое, что попалось под руку - большое полотенце. Я отдышался и понял, что оно влажное, попросил принести плед. Так в четыре руки мы и возились с моей травмой, но откуда бы ей взяться в этом месте? Я точно, совершенно точно знаю, я проверял потом и с психотерапевтом, мои родители - ее родители, здесь, - не похожи на этого армейского капитана, у них совсем, совсем другие манеры и повадки.