Черная повесть

Шли мы молча. Я видел, что Сергею было нелегко. Его покрасневшие глаза, севший и чуть охрипший голос отчётливо свидетельствовали, какая неимоверная тяжесть лежала на его душе. Он явственно ощущал, что найденный им самородок как бы образовал жуткую пропасть между ним и всеми остальными. Что той непринуждённости, тому дружелюбию, тому чувству равенства, которые доселе царили в наших отношениях, теперь пришёл конец. Желчь и холод, с которыми он только что столкнулся, казались ему несправедливыми. Ведь он никому не сделал ничего плохого. Ему просто случайно повезло. В нём в полный голос заговорили горечь и обида. Он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким. В таком состоянии человек остро нуждается в простом человеческом участии, и рад любому, кто готов его понять, а то и просто выслушать. Я видел, что ему очень хотелось излить мне душу. Но он себя от этого удерживал. Об этом красноречиво говорили его крепко сжатые губы, которые он словно склеивал усилием воли. Видимо он полагал, что эмоциональные откровения – это признак душевной слабости. А казаться в чужих глазах слабым ему не хотелось. Самолюбие и чувство собственного достоинства он ставил выше мимолётных душевных порывов.

– Скорее всего, вы нашли хозяина этой избушки, – проговорил я, стараясь отвлечь Вишнякова от грустных мыслей. – Точнее, то, что от него осталось.

– Я тоже так думаю, – согласился он. – Вот как бывает! Жил себе много лет назад в тайге человек. Пошёл как-то утром на охоту, и не вернулся. То ли он своей смертью умер, то ли его убили. Числится, наверное, уже почти целое столетие пропавшим без вести, и никто не знает, что всё это время он просидел мёртвым у дерева, не будучи даже погребённым по христианскому обычаю. Печально.

– А почему ты думаешь, что целое столетие? – спросил я.

– А ты погляди на ружьё, – сказал Сергей, и протянул мне двустволку. – Вон там, на прикладе.

В указанном им месте я увидел небольшую ржавую металлическую табличку с едва выступавшими над поверхностью рельефными буквами.

– Тульский оружейный завод, – разобрал я. – Одна тысяча девятьсот тринадцатый год. Да, логично. Это он, примерно, аж с того времени здесь сидит? Бедняга. Представляю, как мается его душа.

Я попробовал нажать на курок, но насквозь проржавевший механизм двустволки не поддавался.

– Здесь нет патронов, – пояснил Вишняков. – Я уже смотрел. Да если бы они и были, ружьё вряд ли бы выстрелило.

– Жаль, – вздохнул я. – А то бы поохотились, добыли бы чего-нибудь на обед.

– Дичь мы добудем и без ружья. Я это немножко умею, – проговорил Сергей, после чего добавил. – Поскорее бы за нами уже прилетели. Что-то мне здесь неуютно.

– Да, – согласился я. – Мне тоже хочется побыстрее отсюда убраться. Уже третий час дня, а спасателей до сих пор не видно. Скоро темнеть начнёт. Может, нас вообще не собираются искать?

– Не может такого быть, – возразил Вишняков. – Кстати, мы уже пришли.

Он указал глазами вперёд. Я напряг зрение. Моему взору предстала огромная старая кряжистая сосна. Она отчётливо выделялась среди своих более молодых соседей. Её ствол, её ветви были наполовину высохшими. Её иголки увядали и имели не зелёный, а какой-то коричневатый оттенок. Её верхушка качалась от тихого ветра, издавала тоскливый стон и равнодушно взирала на находившиеся внизу останки того, что когда-то было человеком, который нашёл здесь свой последний приют.

Скелет полусидел-полулежал. На нём болтались редкие лохмотья истлевшей материи. Его череп скатился на бок. Суставы рук отвалились и едва просматривались из-под земли. Рёбра были высохшими и побелевшими, что делало их похожими на искусственные. Казалось, что это – всего лишь наглядное учебное пособие, которое зачем-то приволокли сюда из школьного кабинета анатомии.

Во мне разгорелось любопытство. Кто это? Путешественник? Охотник? Учёный? А может, просто случайно забредший сюда человек? Я с удивлением почувствовал, что мне нисколько не страшно. Моя реакция на останки Николая была совершенно иной. Тогда у меня мурашки бежали по коже. А сейчас – полное спокойствие. Хотя, если призадуматься, в таком различии ощущений не было ничего необычного. Николая я всё-таки знал. Я видел его живым, я с ним общался. А с этим человеком я знаком не был. Я даже не знал, как его зовут и как он выглядел. Да и умер он не вчера, а уже много лет назад. По уровню эмоционального восприятия это, всё же, разные вещи.

Я внимательно осмотрел землю возле него, ощупал остатки сохранившейся на нём одежды, но ничего серьёзного не обнаружил. Обследование близлежащей местности результатов тоже не дало. Прикрыв скелет сосновыми ветками, мы отправились обратно.

7

Когда мы вернулись к домику, наши спутники с угрюмыми лицами сидели возле него. Заметив нас, они помрачнели ещё больше и, как по команде, отвели глаза в сторону. Это красноречиво свидетельствовало о том, что обыск избушки оказался напрасным. Мы подошли и уселись рядом. Никто не произносил ни слова. В воздухе явственно витало напряжение. Судя по багровому лицу Сергея, он чувствовал себя неловко. Гнетущую тишину прервал Попов.