Чисто убийственный бриллиант

Десять минут спустя оба, дрожа, стояли перед лэптопом. Картографическая комната, в которую никто не заходил с момента вчерашнего бегства Титуса, выглядела настолько обыденно, что на какое-то мгновение он задумался, а не приснилось ли ему все это? В комнате было холодно, но здесь было холодно всегда, из-за чего обитатели дома редко отваживались посещать ее, предпочитая относительный комфорт библиотеки, кухни или любой другой из девяноста четырех комнат Стрега-Шлосса. Стены были увешаны картами, в основном того периода, когда картографы чертили и раскрашивали их с таким наплевательским отношением к географической точности, что это лишь с очень большой натяжкой подпадало под понятие «художественная вольность». Было и несколько совсем древних карт, на которых просто вопиющая приблизительность картографической точности была замаскирована пышными украшениями, призванными отвлечь внимание от недостатков. Страшные морские змеи выныривали из океанов, на волнах красовались витиеватые письмена, сообщавшие о том, что «здесь водятся монстры», а вокруг тонко очерченных горных пиков плотным строем летели драконы. Самые красивые карты висели в массивной золоченой раме над пустым камином. Как гласило семейное предание, они были нарисованы на пергаменте одним из предков, чья страстная любовь к полетам на воздушных шарах объясняла относительную точность его чертежей.

Пока Титус пытался оживить захворавший лэптоп, Пандора рассматривала миниатюрный план Стрега-Шлосса и его окрестностей, отметив про себя наличие парка, спускавшегося к Лохнагаргулье. Не в силах различить микроскопические слова в самом низу картинки, под проливом Мойр Очоун, она обернулась за помощью к Титусу. И как раз в этот момент лэптоп вернулся к жизни.

Титус вздрогнул и схватил сестру за руку.

— Оно все еще здесь… — Его срывающийся голос выдавал удушливый страх, охвативший Титуса.

— Что означает этот маленький конвертик? — спросила Пандора. — Вот этот, который то появляется, то исчезает?

— Он… он… он сообщает, что пришла еще почта, — простонал Титус. — Боже, опять. Пожалуйста, Пан, пойдем отсюда. Оставим его здесь. Это была очень плохая идея… — Но пока он произносил эти слова, его пальцы автоматически тронули мышку. И, не успев сообразить, что делает, Титус передвинул курсор на конвертик и нажал ENTER.

ВАМ СООБЩЕНИЕ, — проинформировало диалоговое окно, на его месте тут же возникло другое, сообщившее, что лэптоп самостоятельно загружает не только входящую почту, но и приложение, которое поможет прочитать ее.

— Мне нехорошо, — захныкал Титус, прикрывая глаза, и попытался встать.

— Ой, посмотри, какая прелесть, Титус. — Игнорируя страх, охвативший брата, Пандора прилипла к изображению, заполнившему экран. — Это реклама фильма, — констатировала она, подталкивая Титуса локтем. — Подвинься, мне плохо видно.

По глади монитора плыли готические буквы, складывавшиеся в слова: «СКОРО НА ЭКРАНАХ».

— Что такое? — у Титуса отвисла челюсть — на экране появился смутно знакомый, но при этом совершенно чуждый вид. — Кладбище в Окенлохтермакти, — произнес он бесцветным голосом. — Как в моем сне прошлой ночью…

Надпись исчезла, комнату заполнил звук шуршания шин по гравию. Окаменевший Титус смотрел, как на экране…

цепочка черных машин подкатывает к воротам кладбища Окенлохтермакти и останавливается, не глуша моторы, пока водитель первой машины ведет переговоры со стариком-привратником. Тот, сняв свою войлочную шапку из уважения к покойнику, поднимает глаза к хмурому небу.

— Чему быть, того не миновать, — замечает он, наваливаясь всем телом на ржавые железные ворота и мучительно медленно распахивая их под аккомпанемент скорбного металлического скрипа. Прикрепив створки к каменным колоннам, он отходит в сторону и, склонив голову, пропускает похоронную процессию.

— Ужасть как жалко, — бурчит он своим ботинкам. — Бедные пострелята, без папаши остались…

— Господи, Титус, — выдохнула Пандора. — Какая прелесть эти компьютеры!