Чистота сердечных сокращений

– Знаешь... – заговорил он, – в любом застолье Аристофан говорит о старшем брате только хорошее. Добрый, смелый, не продаст, заступится. У нас так принято: скажи о человеке доброе слово в тосте. И родственникам приятно, и друзьям. Пусть он завистник, жулик, вор, жадный сосед... Услышит о себе, раскается. Может быть, станет лучше... Иногда бывает... – он засмеялся. – Фокус.

Многодневное застолье набирало силу. Праздник, украшаемый бесконечными тостами гостей, близился к своему зениту, а новые гости всё прибывали – из горных деревень, из города.

– Тост друга Аристофана из Москвы, крёстного отца новорождённого, – неожиданно объявил тамада.

«Надо же: крёстного отца! Не моргнув глазом...» – успел я подумать.

Аристофан с младенцем на руках, пританцовывая вокруг стола, уже двигался в мою сторону.

– Ай. Датико! Ай, жулик! Ай, маладэц! – выкрикивал он, щекоча его усами. – Ну-ка! Тащь-тущь, тащь-тущь!

Сынишка дрыгал ножонками в такт.

Сияя невыразимо счастливым лицом, Аристофан бережно протянул мне своего первенца – держи крестника...

Принимая мальца, я, поражённый микробом беспрерывных застольных мистификаций, филигранной «игрой в пас», которой сам не владел, на секунду замер: а вдруг опять...

Примечания

* мамадзагло(груз) – сукин сын.

** маймун(груз) – обезьяна.

*** пули ара, бичо(груз) – деньги нехватает, сынок.

**** ара, кацо(груз) – нет, друг.

Январь-апрель 2010 г.

ГАЗОВАЯ ТОЧКА

При сдаче дома обнаружилось недопустимое отступление: кухня менее шести квадратных метров, а плита – аж четыре конфорки. Не положено. Газовый начальник распорядился четвёртую конфорку устранить. Все, кому «повезло», протестовали в инстанциях. А соседи-новосёлы Саша и Коля посулили газовику – только оставь как есть – спирту и мильон антисоветских денег. Волобуев пуще всего держался за свое место и как мог соблюдал: корысть-то смешная, а риск…

– Купляйте примус, господа хорошие. Набаловались… – Так и сказал.

Накручиваемые женами Саша и Коля принялись давить на волобуевскую гражданскую совесть. И, разойдясь, в запале, можно сказать, перешли на грубость. Но ничего не добились, только лицо потеряли, морально и практически: Волобуев нажал кнопку, в кабинет поспешили подчинённые и, накостыляв обоим, вышибли за дверь.

Назавтра заварили им четвёртую наглухо.

Мужики быстро утихомирились. А жёны – Раиса и Таня – стали одолевать житейскую несуразицу с тремя конфорками. Однако скоро выяснилось, что запасы добрососедства у них разные. На кухне стало искрить…

При распределении жилплощади профком рассудил: две комнаты – Саше с семьей – там два пацана-школьника и Раисина бабка Нюра, а третью, с балконом – Коле. У него – жена и дочка, в детский сад ходит. В демографической перспективе – как справедливо полагал профком, учитывая репродуктивный возраст родителей, – подразумевались подвижки, а именно: Колю – «на улучшение» в следующий дом, Саша остаётся в трёхкомнатной.

Такой расклад и демонстрировала Раиса, мол, я тут хозяйка, а вы – временные подселенцы… Но человек предполагает, а что там дальше бывает – сами знаете…

Коля с Таней, отслеживая рытьё котлована, конечно, не сидели, сложа руки, а занимались вопросом увеличения семьи. Чтоб гарантированно получить отдельную квартиру. Но от котлована до сдачи – время. Его надо жить…

На обед бегали домой – шустрого ходу пятнадцать минут. Первой у плиты оказывалась Раиса. Она трудилась в снабжении, на проходной, а Коле с Таней от своего цеха топать и топать. К их приходу соседи сидели на кухне, неспешно дохлёбывая первое. Второе и чайник – на огне. Доступ к единственно свободной конфорке перекрывался Сашей, который, уставясь в окно, вдумчиво высасывал мозговые косточки...

Прав Волобуев – не кухня, а чулан для примуса…

Обед превращался в глотание без жевания, «…в правой – ложка, в левой – вилка, а чаёк – вечерком». Таня не раз пыталась урезонить соседку:

– Поесть можно и в комнате, Рай. Давай, чтоб всем успевать.

– Мне так неудобно… Таскать… – усталым голосом повторяла Раиса.

Коля до поры не лез, но как-то заметил соседу:

– Ты бы свою обстругал малость. Борзеет…

– У неё жизнь нервная… – неприязненно насупился Саша. – Материальная ответственность… Давление… Лучше не трогать.

Перекурили. Разошлись.

Вскоре, заглушая телевизор, послышалась гармошка – Саша любил поиграть… Не в лад с гармонью пошли бабкины припевки, их радостно подхватили пацаны. Райка в знак протеста, что ли, затеяла стирку. Взгромоздила на плиту выварку, навалила туда пахучего тряпья, кипятила – аж с потолка капало – и шлындала с мокротьём туды-сюды – из кухни в ванную… Жопастая, пузастая, – не разойтись – «поймала на бедро» Кольку в узком коридоре.

– Тебе бы в шайбу, Рай! В защите, – похвалил он, отлетев к стене.

Раиса не приняла комплимент, подняла визг. Выскочил Саша… И понеслось… Под вопли жён и детей. Под неумолчные бабкины припевки…

…Шло время.