Чудо-ребенок

По своему обыкновению, мамка, собираясь со мной пооткровенничать, зашла издалека — в данном случае ее волновало, судачила ли о ней сегодня родня. И только еще через пару дней выяснилась суть новой проблемы. Нас ведь теперь было трое. Линда же еще не ходила в школу, а о том, чтобы бросить работу в обувном, не могло быть и речи, наоборот, дело шло к тому, что придется работать на полную ставку.

В детском саду на пустыре за церковью нам отказали, да, возможно, к весне там освободится место, но до тех-то пор как нам быть? Но и этот вопрос был не ко мне, тем более, мать уже нашла выход из положения.

— Ну, как я выгляжу? — спросила она на четвертый день святок, днем, в четвертом часу. Мамка накрасилась и надела платье, которое обычно носила на работу в обувном, теперь она еще и накинула сверху лучшее из своих двух пальто, попросила меня последить за Линдой и пошла по соседям, начав с первого этажа в первом корпусе; она звонила в каждую дверь, желала всем счастливого Рождества и спрашивала, не согласится ли кто-нибудь до лета присматривать по пять-шесть часов в день за маленькой девочкой? И уже в седьмом корпусе она нашла нужного человека, это была девушка двадцати одного года по имени Эва Марлене, мы ее потом звали просто Марленой; по вечерам она работала официанткой в парке на территории крепости Акерсхус, а днем отсыпалась дома у родителей. Марлене нам показалась достаточно приятной, хотя когда она зашла к нам, Линда сразу же убежала и спряталась.

— Идем, Линда, познакомься с Эвой Марлене, ты будешь оставаться с ней, пока я на работе.

Однако увещевания не подействовали, и я не бросил бы в нее камня: ее пасанули от одной мамаши к другой, и не успела она привыкнуть к номеру два, как заявляется тетка номер три. Но Марлене, которая на первый взгляд могла показаться туманной особой в поисках замужества, если судить по ее боевой раскраске, оказалась по-мужски приземленной, реалисткой, которая, как ни странно и как я уже говорил, трудилась в той же легкомысленной отрасли, что и дядя Тур, в сфере сказочных услуг, как ее называла мамка, где мечты и безумие составляли две стороны одной медали.

— Ну ничего, она ко мне привыкнет, — сказала Марлене, обращаясь к одеялу, под которым спряталась Линда, и перешла к изучению обстановки, по-видимому, чтобы составить для себя представление о том, каково ей будет проводить целые дни здесь, у нас. — Я старшая из четырех детей, привыкла с малышней возиться.

— Боюсь, она у нас надолго не задержится, — сказала мамка взбудораженно, когда Марлене, выпив три чашки кофе, уже удалилась восвояси; мамка имела в виду и ее брачный настрой, и что она такая приятная в общении. — Надеюсь, хоть до марта у нас продержится... Да, если уж нам очень повезет...

Ну и далее по кругу, потому что из всякой удачи произрастает новая проблема. Вот так и закончился год Берлинской стены и телевизора, и прежде всего — год Юрия Гагарина, год, начавшийся как все остальные годы, но по стечению двух прозаических обстоятельств, как то — желания отремонтировать квартиру и бедности, превративший мамку из вдовы-разведенки в хозяйку комнаты под наем и мать-одиночку с двумя детьми, а меня — из единственного ребенка в семье в брата, делящего с сестрой двухэтажную кровать; это не говоря уж о том, что этот год мог значить для Линды. Но сие нам было пока неведомо. И вообще, не много есть на свете вещей, которые нам дано понять; и если уж начистоту, можно только благодарить Бога, как любит говаривать мамка, что, как правило, он дарует нам такое понимание порциями.

Глава 8

Новый год начался со снега. На балконах, крышах, пустырях, улицах намело огромные кучи снега. И с катания на лыжах и санках с гор и прицепившись к машинам, которые с натугой ползли вверх по Травер-вейен, с трудом добирались до магазина Лиена, но здесь сдавались и сворачивали на ровную Эйкелюнд-вейен. И с неземной тишины, что вдруг воцарилась над рабочим пригородом; он создан наоборот для шума и гама; но все же тишина накрывает его, когда по обочинам вырастают сугробы в стену высотой и пропадают машины на Трондхеймском шоссе, а над белым снежным валом виднеются только желтые крыши автобусов, идущих в Скёйен; крыши автобусов, скользящие беззвучно, как ковры-самолеты над просторами Сахары; так обживается в городе страна традиционно крестьянского уклада, с ее лесами и полями и, чуть было не сказал я, морем, подрывая эксперименты с урбанизацией.

Теперь уж и речи не было, чтобы кататься с горки перед домом; нам приходилось переходить шоссе и подниматься на Хаган, холм, заросший столетними дубами, кустами крыжовника и фруктовыми деревьями. Там стоял еще белый домишко, в нем светилось всего одно оконце и жила старушка, которую мы называли Руби, она, как снег или лошади, тоже принадлежала вечности; а если подкрасться к домику поздним вечером, то можно было услышать в темных окнах космический звук, он пригвождал человека к месту.