У Сталина идёт просмотр фильма. По завершению «вождь и учитель» сообщает своё мнение:
— Фильм плохой. Нэ наш. Рэжиссёра… расстрэлять. Сцэнариста… расстрэлять. Исполнителя главной роли… на двадцать лэт.
Режиссёр вскакивает в панике:
— Иосиф Виссарионович! Мы всё исправим! Мы всё переделаем! Костюмы поменяем! Слова новые! Сюжет другой! Концовка вся совсем…
— Хм… Ну, можно и так.
Или мои выучатся соблюдать ТБ, или в землю лягут. «Можно и так».
«При использовании горячих растворов необходимо тщательно проветрить помещение (образуется большое количество аммиака)».
— Чего в сарае сидите? Дышать же нечем.
— Да не… ничо… тута тепло, мы привычные, притерпелись-принюхались…
— Где десятник? Тебе было сказано проветривать. Ты не сделал. Собирайся.
— К-куда?
— Туда. В даль да по речке, в даль да по Казанке. Белым селезнем плывёшь.
Коллеги, вы думаете, что вы сюда вляпнулись прогрессировать и инновировать? — Вы правы.
Только главная инновация — наведение порядка в мозгах туземцев. Особенно необходимо там, где у них нет собственного «векового» опыта. Например, «в непрерывном, равномерном труде». И тем более — где нет очевидного, наглядного аргумента. В микробиологии, в санитарии.
Беда в том, что я не могу везде поспеть. Объяснить, научить. Проверить, наказать, поощрить.
По счастью, ещё во времена «Пердуновского сидения» сформировался круг ближников — людей, которым я доверяю. Которые меня понимают. Которые насаждают мой порядок.
Это — моё счастье. Как-то не помню у коллег яркого выражения восторга, которое охватывает измученную одиночеством душу попандопулы при появлении подчинённого, на которого можно положиться. Это редкость редчайшая. Как брюлик на просёлке найти. Мне — повезло, у меня есть. Целое «бриллиантовое колье».
Эта группа, за годы, проведённые на Стрелке, развернулась в бюрократию. В инструмент относительно эффективного наведения и поддержания порядка. В том числе, и в санитарно-эпидемиологической области.
Самоорганизация населения не годится. Население не знает ни проблем, ни путей их устранения.
Нет, потом-то…
Во время «Чёрной смерти» в городах Европы вешали кошек. Всенародно, демократично, по суду. Бесполезно, но хоть что-то, хоть какая-то реакция на бедствие.
Деталь: «вешали» — потом. После того как мор уже пришёл.
Общественности нужно время. Чтобы сообразить, обсудить, выбрать…
Русские крестьяне несколько дней делили общинную землю. «Удивительно умно».
А «английская потница» убивала человека за день: утром весёлый и здоровый завтракать сел, а вместо ужина, его, уже холодного, на кладбище понесли.
Представьте появление этой заразы (что это — неизвестно) в русской общине. Вымрут. Даже не успев изложить все равноправные и удивительно разносторонние точки зрения.
Глава 528
Мои современники плохо относятся к бюрократии. Полностью солидарен. И не я один. Начальник III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Александр Бенкендорф:
«Чиновники — это сословие, пожалуй, является наиболее развращенным. Среди них редко встречаются порядочные люди. Хищения, подлоги, превратное толкование законов — вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят и не только отдельные, наиболее крупные из них, но в сущности все, так как им известны все тонкости бюрократической системы».
«Другой дороги нет». При наступлении чумы общественность может только напиться или разбежаться. А, ещё: помолиться и заранее закопаться. Подтверждается историческими свидетельствами.
Поэтому стараюсь качество гос. инструмента поднимать и поддерживать.
Особенность моей бюрократии определяется двумя факторами.
Первый: «атомизация» населения.
Тот десятник не обеспечил проветривание по собственному разгильдяйству, а не потому, что его отец-брат-сват на сквозняк жаловался. Для 21 в., на фоне «деградации института семьи», эта проблема не столь остра. В средневековье клановость, родство-свойство — основная связующая сила в обществе. Сильнее любой другой связи.
«И восстал брат на брата» — выражение крайней степени распада.
У меня «брат на брата» восстать не может. Ввиду отсутствия братьев, братанов, стрыев, вуев, сватьёв, зятьёв, деверей, племяшек… и пр. — в зоне видимости.
Семейственность давлю беспощадно.
— Хочешь жить с роднёй? — В деревню.
Семья крестьянина — производственная ячейка. Там это естественно, полезно, выгодно. В бюрократии и индустрии — запрещено.
«Братцы!» — это ж наш крик! Исконно-посконный! Русско-народный!
В службе — кричать некому. Братья ближе ста вёрст не служат. И уж конечно не могут состоять друг у друга в подчинении. Как «клятыми коммуняками» было установлено. Хотя тут я более следую древнерусскому «Уставу Церковному»:
«Аще ближний род поимётся…»