Чушь собачья, или Мир на поводке

Юстас Шпиц Чушь собачья, или Мир на поводке

© Юстас

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Вступление

Когда меня просят представиться, я без всякой скромности заявляю – Юстас, пёс, к вашим услугам. Маленький померанский шпиц. Вы видели моих сородичей. Пушистые визгливые собачки, но в отличие от какого-нибудь той-терьера не такие беззащитные и требующие сочувствия.

Люди и их животные гораздо ближе друг к другу, чем кажется. Особенно собаки. Тысячи лет мы грелись вместе с людьми у костра, вместе охотились и делились невзгодами. Многие люди думают, что они приручили нас, а на самом деле мы сами пришли к человеку и предложили самую безвозмездную дружбу, которая только может быть между двумя разумными существами на планете.

И пусть кошки по умильности пока что превосходят моих сородичей, но в плане преданности мы – номер один для людей.

Есть, правда, маленькие исключения, вроде собачки Перис Хилтон, которая, как говорят, застрелилась, а при жизни была неглупой и даже знала три языка. Но у богатых блондинок нрав настолько суровый, что даже пес не выдержит.

Мы – отражение наших хозяев. И многие люди даже не подозревают, как на самом деле мы сочувствуем вашим взлетам и падениям. Мы лучше всего ощущаем ваше настроение, потому что на самом деле нам ничего от вас не надо, кроме капельки внимания и свежего воздуха. Но разве кому-то во Вселенной это не нужно?

Ну и, конечно, человек для собаки незаменим в таких мелочах, как, например, переключение каналов телевизора. Самим это сделать тяжело, ведь в лапах так неудобно держать пульт, не говоря уже о том, чтобы переключать передачи.

А мы незаменимы для человека, когда хочется вместе помолчать. Лучшие друзья как-никак.

А еще людей очень умиляют псы, которые умеют ходить на задних лапах. А шпицы сами по себе всех умиляют. Даже мой отец не был исключением из правила.

Он всю жизнь работал в море, и каждый раз экипаж не уставал умирать со смеху, когда видел настоящего «морского волка» ростом полметра без кепки, с инистой бородой и в шапке.

Собаки – не плюшевые мишки, нам нужен экшн, и вы не представляете расстройство пекинесов и такс, которые все пытаются ввязаться во что-то стоящее и серьезное, а в итоге только лают на поводках у хозяев, которые их чрезмерно опекают.

А во времена перемен очень часто самым близким существом оказывается собака, которая, несмотря ни на что, будет рядом, и не потому, что нет выбора, – но потому, что это единственный выбор.

Мой отец застал Пражскую весну. И видел, как меняется страна. Как говорит китайская мудрость: самое ужасное – это родиться во времена перемен.

Я же так не думал, и когда с Востока подул перестроечный ветер, решил уехать в Россию, потому что чувствовал острую необходимость увидеть мир из его эпицентра, а развал СССР был одной из самых горячих точек в истории. Впрочем, как и его создание.

Поэтому из Праги я перебрался в Калининград. Может, испугавшись континентальной России, может из-за того, что там уже пару лет жил мой одноклассник. До Москвы я добрался позже, и без калининградского опыта она бы съела меня, а я не люблю, когда кто-то пытается сделать из меня бифштекс, да еще и слабой прожарки.

Чего тогда страна не насмотрелась. Чего только не насмотрелись люди: потерю и смену ориентиров, акты свободы и самовольности, взлеты и падения. А мы, собаки, наблюдали и ждали, когда нашим хозяевам дадут передышку.

У меня же никогда не было хозяина, и я участвовал в переменах на полной ставке.

Так что если вы увидите маленького шпица, который идет без поводка и сам переходит дорогу на Большой Бронной, знайте, что все написанное здесь – большая правда с маленьким вымыслом, без которого мир невозможен.

Как и маленькая говорящая собачка.

Дедушка и мафия

Мой дед был видным человеком. Он не бегал как шавка за машинами и не гадил на лужайках. Это перестало доставлять ему удовольствие после того, как он посчитал, сколько он уже сделал и сколько покрышек покусал.

Поэтому в пятнадцать лет он решил стать бутлегером и продавать бухло. Тем более что у него были немецкие корни и в педантичности и расчетливости недостатка у него не было.

Все, что я знаю о нем – это рассказы отца, и обрывки заметок самого дедушки. Вильгельм делал заметки на открытках, которые посылал на несуществующие адреса, и которые неизменно возвращались назад.

Он думал, что если человек захочет выпить – то он обязательно выпьет. И пусть лучше он будет пить то, что ты сам можешь ему продать. На месте деда мог быть любой другой человек, но никак не собака.

Его стильные усы смотрят на меня с фотографии. Я не могу сказать, что у него был какой-то особенный взгляд, никакой огромной глубины или проницательности, или прочих качеств, которые мы привыкли приписывать всем обаятельным и успешным. Его глаза видели, умели смотреть, и это качество искупало все остальное. «Если ты попытаешься меня обмануть – я уже обманул тебя».