Чужак из ниоткуда

Опять же, по косвенным признакам, я догадывался, что ещё совсем недавно Серёжа Ермолов, он же Гуня, имел в школе определённые проблемы. В основном, с местными хулиганами, которые были старше его. Однако после разборок с Черепом и Рваным, матча с мотострелками, и ещё одной драки у туалета, когда пришлось быстро и эффективно указать его место второгоднику-восьмикласснику по кличке Чиля, мой авторитет взлетел так высоко, что местные любители почесать кулаки о тех, кто слабее, резко поумерили свой пыл. Как рассказал мне Жека Данатаров (он знал всё, что происходит в Кушке), когда Лёзя узнал, что Чиля и Рваный собираются вдвоём подстеречь меня после школы и показать, кто здесь ходит свободно, а кто с оглядкой, он позвал братьев Юрасовых, и они вчетвером доходчиво объяснили этим двоим, что вратаря сборной команды Кушки Серёжу Ермолова по кличке Гуня лучше обходить стороной. Далеко.

Поначалу мне было непривычно, что все учителя в школе – женщины. На Гараде учителей-мужчин гораздо больше, но у нас вообще не такие школы, как здесь. У нас школы-интернаты, в которых учатся и живут все восемь лет обучения, уезжая домой к семье только на выходные и каникулы. Гарадских лет, разумеется, земных – десять.

Но я быстро привык. К тому же, не знаю, как в остальном Союзе и, тем более, в мире, а в Кушке просто не могло быть иначе. Кушка являлась, по сути, военной крепостью, фронтиром, в которой основная часть мужчин была занята исключительно мужским делом – защитой рубежей своей Родины. Так что обязанность учить и воспитывать детей лежала, большей частью, на женщинах. В основном, это были жёны офицеров, как и моя мама – учительница русского языка и литературы, работающая заведующей местным детским садом.

Может быть, поэтому приближающемуся празднику восьмое марта, который назывался Международным женским днём, придавалось столь большое значение? Большее даже, чем прошедший недавно, двадцать третьего февраля, День Советской армии и Военно-морского флота, который был праздником всех военнообязанных советских мужчин, но не был при этом выходным днём. А восьмое марта – был.

С первых дней марта в Кушке началась бурная и тёплая весна. На окрестных сопках полезли из земли первые тюльпаны, но их быстро обрывали. Для того, чтобы добыть по-настоящему хороший букет, нужно было забираться подальше.

Поначалу меня несколько коробила эта привычка – рвать бездумно полевые цветы, совершенно не заботясь об окружающей природе; у нас, на Гараде, так делать было не принято. Но вскоре понял, что ничего страшного для природы в этом нет. По крайней мере здесь, в Кушке. Тюльпанов было очень много, а людей слишком мало, чтобы они могли нанести их популяции хоть какой-то серьёзный ущерб.

В воскресенье седьмого марта, утром, сборная команда Кушки обыграла сборную танкового полка со счётом один-ноль. Единственный мяч забил Сарпек Джанмухамедов, а я отыграл «всухую», отразив в броске два опаснейших удара и несколько раз удачно перехватив мяч на выходе.

Защита уже приспособилась к моей активной манере игры в штрафной и теперь, заслышав мой крик: «Играю!», старалась не мешать. Да и в целом слушалась указаний.

На этот раз на матче присутствовала вся моя семья. После финального свистка и традиционного обмена любезностями («Команде танкистов физкульт-ура!», «Команде города Кушка физкульт-ура!») папа поздравил меня с победой. Однако не преминул шутливо посетовать, что родной сын способствовал проигрышу команды его полка.

– Играть надо лучше, – сказал я.

– Учту, – сказал папа. После чего отвёл в сторону и тихонько спросил. – Ты помнишь, что завтра восьмое марта?

– Конечно, пап. Мы с Сашкой Тимаковым уже договорились насчёт тюльпанов.

– То есть?

– Ну, он говорит, что знает место, где их много. Завтра с самого раннего утра сгоняем туда на великах. До обеда вернёмся.

– Железно [16] найдёте?

– Сашка говорит, что там точно будут. Я ему верю.

– Ладно, – сказал папа. – Тогда цветы с тебя, а с меня подарки.

Чуть не забыл. У меня здесь был велосипед! Как, впрочем, у многих кушкинских мальчишек.

Мой назывался «Украина».

Довольно примитивная, тяжёлая односкоростная конструкция. В особенности по сравнению с лёгкими и прочными многоскоростными углеритовыми машинами Гарада, которые я знал. Но делать нечего, здесь, на Земле, вообще приходилось приспосабливаться к очень многим вещам, о которых я раньше и понятия не имел. Точнее, имел, но думал, что они остались в далёком прошлом.

Самое главное, что доставляло больше всего проблем, – это, конечно, информационная блокада. Добыть нужную информацию было неимоверно трудно. И дело было не только в практическом отсутствии удобных и дешёвых вычислительных машин, соединённых в информационную сеть, которой мог бы пользоваться любой человек. Советский Союз находился в своеобразной информационной (и не только) блокаде от остального мира, которую во многом сам же и создал. Называлась она «железный занавес», и мне ещё предстояло со всем этим разобраться.