Дар шаха

Я раскрыл салфетку и некоторое время тупо разглядывал газырь. Он был серебряный, с выгравированными узорами. Я взял его в руку и повертел. С прадедовским металлическим мундштучком я играл в детстве, знал наизусть каждую его гравировку, каждую царапинку. Виктор был полностью поглощен очередной попыткой игрока попасть битой по мячу. Я медленно положил газырь на стойку.

– Виктор Андреевич, это не мой.

– Не твой?

– Нет. Мой тоже был серебряным, этот очень похож, но это не мой.

– Хм. Я забрал его у того, кто его подобрал. Своими глазами видел, как он его вытащил из-под камня в бетонном стоке и сунул себе в карман. Сто процентов, это тот самый газырь, который ты положил на Анджелес-Крест. Ты оставил там вот этот газырь. – Каждое слово Виктор подтверждал легким ударом пальца о столешницу. – Если это не твой, значит, ты оставил там не свой газырь. Такое могло случиться? Как?

Он смотрел на меня, ожидая ответа. Я сосредоточенно рассматривал свой бокал. Я уже сообразил, что произошло. Стараясь не выдать свою догадку, я допил остатки вина и сделал бармену знак повторить.

– Бог с ним, с этим газырем, Виктор Андреевич. Вся эта история мне осточертела.

Я лихорадочно соображал, что сказать Виктору, по возможности не впутывая Екатерину. Стоит хорошенько продумать каждое слово, прежде чем направлять подозрения Виктора и Бюро на Соболеву.

– Александр, это важно. – Голос Виктора стал жестким. – Если ты по какой-либо причине подменил газырь, ты должен объяснить, почему нарушил мои указания. Не хотел тебе говорить, но вчера ради этой дряни, – он ткнул в газырь, – погиб человек. Человек, за которого я несу ответственность. Он и его семья заслуживают объяснения.

Это известие придавило меня. Я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, собравшимся в поход в промокающих ботинках.

– Газырь был в операционной, его по ошибке нашел и переложил в другое место мой коллега. Он понятия не имел, что это, даже не знал, что это моя вещь. Он сам признался, что взял его, и вчера, когда я потребовал газырь обратно, он тут же его вернул.

Виктор помолчал, потом жестко сказал:

– Это никуда не годится.

Таким голосом он говорил с маленьким Сашей, когда тот терялся в горах, жаловался, что ему холодно, или отставал в походе. В детстве в таких ситуациях на меня накатывал мучительный стыд, что я разочаровал дядю Витю. Я понимал, что недостоин своего отца. Но теперь я не поддался ему:

– Виктор Андреевич, напомню, что это все-таки мой газырь и я имею право делать с ним все, что хочу.

– Ты знал, что ради этой штуки убивают. Ты как младенец с взрывчаткой. Мне его не отдал, а просто бросил на лавочке.

– Не на лавочке. Когда его вернули, я проверил, что он на месте, но сейчас понимаю, что недостаточно внимательно. У меня не было никакой причины полагать, что газырь могут подменить.

Честно, я не знал что думать. Я ведь помнил, как Соболева вчера переживала, как хотела сама вызвать полицию. Помнил ее глаза.

– Саша, я научил тебя ходить в горы, я научил тебя нырять и съезжать с черных ромбов. Но я не смог научить тебя доверять одному себе и проверять всех остальных. Значит, тебе вернули не тот газырь, а ты даже не потрудился взглянуть?

Виктор, как всегда, был безжалостен, но прав.

– Вообще-то я взглянул, но я спешил и волновался. Мне не пришло в голову, что я могу ошибиться.

– Этот коллега – это ведь Екатерина Соболева, да? – Он всегда знал гораздо больше, чем предполагал тот, кого он допрашивал. Я молчал. – Это она взяла твой газырь и вернула его в последнюю минуту, когда ты уже опаздывал. И еще в этой поганой салфетке. И ты, как сейчас, просто сунул салфетку в карман, не разворачивая.

Я чувствовал себя кем-то между дурным подследственным и провалившимся завербованным. Стоило бы послать к черту моего строгого ментора, но пока я сам не разобрался, что произошло, мне не хотелось, чтобы Виктор развернул все свои пушки на Екатерину. Старый кадровик был жестким человеком, даже когда оставался на твоей стороне.

Виктор продолжал крутить тяжелый брелок.

– Я немного поинтересовался ею на досуге, кстати. Удивительная женщина эта Екатерина Соболева. – Посмотрел на меня в упор. – Такие редкость даже в моей организации.

С облегчением я перешел от себя, охламона, к безупречной личности Екатерины:

– Я тоже таких никогда не встречал. Впервые слышу, чтобы выпускник московского вуза стал у нас врачом-резидентом, обойдя студентов лучших американских медшкол.

– Вот вопрос: она врач или моя коллега из недружественной службы безопасности, получившая все документы, необходимые для выполнения задания?

– Она самый настоящий врач, Виктор Андреевич. Этому в школе для разведчиков не научат. Она отличный резидент.

– В том, что отличный, я не сомневаюсь. Только резиденты разные бывают. – Виктор побарабанил пальцами по стойке. – Могу рассказать еще немало удивительного о гражданке Соболевой. Ты слышал ее английский?

– И что? Хороший английский не такая уж редкость сегодня в России.

– Такой английский, как у нее, редкость везде вне Букингемского дворца.