– Э-э-э! Это горе на мою голову! Наказание! – Ханна вздохнула. – Вчера что сказала Галям? Те только спросили, придет Зинка или нет? Что она им ответила? Скажу – не поверишь!
– Что она им ответила? – с нетерпением спросила Эрке.
– Вы, говорит, мою маму Зину не трогайте. Она, говорит, лучше всех вас, и не вашего ума дело, придет она или не придет. Занимайтесь, говорит, своими делами и в чужие дела нос свой не суйте!
– О-ё, так и сказала? – раскрыв рот от удивления, спросила Эрке.
– Папамну[9], я же врать не буду! – Ханна отломила кусочек от лежащего в ее тарелке лаваша и, поцеловав его, произнесла: – Клянусь хлебом, так и сказала! Слов в слов мне передали Гали, бог видит, не соврали.
– А дальше?
– Потом что было! Вой эри ме[10]. – Ханна вздохнула и продолжила шепотом, опасаясь, что ее могут услышать. – Я ей запретила платье одевать и к людям выходить. Наказывать ей хотела. Оставайся, говорю, на кухне, помогай, говорю, девочкам работать. Так она специально, когда Зинка на кухню вошла, перед ней в обморок упала! Чтобы та подумала, что мы ее не кормим, и чтобы к себе забрала! Какая тварь неблагодарная! Не кормим мы ее! Придумала мне тоже!
Ханна обхватила голову руками и стала ритмично водить ей из стороны в сторону, вперед и назад.
– Какое наказание мне бог послал! Чем я это заслужила? Она меня в могилу сведет, стакан чая мне не подаст на старости лет!
– Мама, а она тебе разве говорила, что хочет уйти к Зинке? – остановила ее причитания Эрке.
– Доченька, – Ханна сделала глубокий вдох, – ты что думаешь, я не вижу? Я уже много лет на этот свет живу. Мне ничего не надо говорить, у меня свой глаза же есть.
Ханна поправила выцветшую косынку и затянула ее в тугой узел на затылке.
Эрке закивала, как бы признавая свою ошибку.
– Ну давай я с ней поговорю! – предложила она.
– Если сможешь, узнай, кто ее настроил против меня? Рая? Я знаю, она меня не любит, злая она. Она гадюка, не знаю, как я могла такую гадюку родить? Могла сказать ей обо мне гадостей. – Ханна сделала паузу, ожидая реакции Эрке. Но та промолчала, поэтому Ханна продолжила:
– Поговори с Шекер по-своему, скажи, что мать умрет, если она себя так вести будет. Пусть она мать-отец слушается. Не та мать, что родила, а та, что воспитала. Скажи ей потихоньку, чтобы она не знала, что я тебя просила. У меня сердце болит, ночи спать не могу. – Ханна стала трясти халат в районе левой груди.
– Мама, ты только не нервничай, – заволновалась Эрке. – Ты таблетки сегодня принимала?
– А-а-а, – Ханна раздраженно махнула рукой, – мне что сейчас, до таблеток твоих? Мне сейчас проблемы надо решать, а не ерундой… – Ханна резко замолчала и приложила палец к губам, потому что за ними внезапно, как из ниоткуда, появился Гарик. Он стоял в белой майке прямо за Эрке и чесал живот.
– Доброе утро! – отчеканил Гарик. – Что тута за проблемы?
Ханна промолчала. Гарик вопросительно взглянул на Эрке. Он хотел быть в курсе всего, не пропустить ни одной, даже самой незначительной, новости. Но обе женщины знали, что ему ни за что нельзя доверять важных тайн, если только не хочешь, чтобы они стали достоянием всего города. Ханна поймала взгляд Эрке, а потом посмотрела на Гарика и засмеялась.
– Какие проблемы у меня, старой женщины? Пришла вот к дочери поговорить, потому что Натан ругался утром. – Ханна вздохнула.
– Да? – с интересом спросил Гарик. – А что такое, почему ругался?
– Цыган умер вчера, а мы ему не сказали. Закопали дети сами. А он узнал сегодня и ругал меня. Я сам, говорит, хотел его похоронить. Зачем вы, говорит, без меня такие вопросы решаете. Злой ушел, даже чай не допил!
– Правильно говорит! – Гарик достал сигарету из пачки. – Его собака, он сам хотел ее похоронить, а вы взяли и решили все за него тама.
Эрке знала, что матери неприятно присутствие Гарика и что та рассказала про Цыгана только для того, чтобы Гарик не искал в ее раннем визите других причин, и в который раз удивлялась и восхищалась ее дипломатическим способностям.
– Если бы он вчера узнал, он бы злой был весь день. Люди приходят к нему поздравлять, а он сидит злой. Какой был бы праздник? Лучше пусть сегодня злится.
Гарик зажег сигарету и затянулся.
– Я закурю, можно? – спросил он.
– Я кто такой, чтобы запрещать? – Ханна стала искать ногами скинутые тапочки. – Ну ладно, я пойду, не буду мешать.
Она встала.
– Мама, ты куда? – Эрке удерживала Ханну за руку.
Та помахала перед лицом, как бы изображая веер.
– Накурено, – сухо ответила она.
– Гарик! Ты зачем куришь при матери! Она же не выносит сигаретного дыма.
– А что, я спросил, она сказала – можно, – ответил Гарик, делая затяжку. – Сейчас потушу.
Он с усилием прижал тлеющий окурок к дну пепельницы и плюнул за изгородь в сад. Ханна сделала над собой усилие и улыбнулась. Эрке знала, что мать терпит Гарика только ради нее, чтобы не создавать дочери дополнительных проблем, и была ей за это очень благодарна.
– Эрке, где мои носки? – Гарик с хрюканьем втянул носом воздух. – И рубашка мне нужна, мне ехать надо! Неси давай быстрее и что-нибудь покушать мне тута сделай.