Бывший Оулсвик сидел на стуле, заметно гладко и чисто выбритый, за исключением маленькой острой бородки. К его голове было подсоединено что-то вроде железного шлема, и от этой штуковины тянулись провода к какому-то светящемуся, щелкающему устройству, понять которое захотел бы только Игорь. В воздухе пахло грозой.
— Ты что делаешь с этим бедолагой? — закричал Мойст.
— Меняю его равумение, фэр, — ответил Игорь, переключив огромный рубильник.
Шлем зажужжал. Клемм моргнул.
— Щекотно, — сказал он. — И почему-то на вкус как клубника.
— Ты запускаешь молнию ему прямо в голову! — воскликнул Мойст. — Это варварство!
— Нет, фэр. У варваров нет таких вовмовнофтей, — мягко возразил Игорь. — Вфе, фто я делаю, фэр — это вынимаю вфе плохие вофпоминания и фкладываю их — тут он сдернул ткань, открывая большую емкость, заполненную зеленой жидкостью, в которой что-то было обвито и закручено еще одним клубком проводков, — фюда!
— Ты складываешь его мозги в… пастернак?
— Это репа, — поправил Игорь.
— Удивительно, что только они не придумают, так? — раздался голос у локтя Мойста. Он посмотрел вниз.
Мистер Клемм, уже без шлема, лучезарно улыбнулся Мойсту. Он выглядел сияющим и проворным, как первоклассный торговец обувью. Игорю даже удалось трансплантировать костюм.
— Вы в порядке? — спросил Мойст.
— В полном!
— Как это… было?
— Трудно объяснить, — ответил Клемм. — Но звучало как запах вкуса малины.
— Правда? О. Ну тогда, полагаю, все в порядке. Вы правда
Игорь сматывал свои провода с очень довольным видом на том, что под всеми шрамами, наверное, было его лицом.
Мойст почувствовал укол вины. Он был убервальдским мальчишкой, который прошел через Вилинюское Ущелье так же, как и все остальные, пытаясь накопить свое состояние — поправка: состояние всех остальных — и у него не было права перенимать модное на равнинах предубеждение против клана Игорей. В конце концов, разве они просто не воплощали на практике то, во что, как они заявляли, верили столько священников и жрецов: что тело — это просто довольно тяжелый костюм из дешевых материалов, надетый на невидимую бессмертную душу, и,
В основном они выглядели… полезными. Игори, с их способностью не замечать боль, прекрасными вспомогательными средствами врачевания и чудесным умением выполнять операции на себе с помощью зеркальца, возможно, могут и
— Ну, э… хорошая работа, Игорь, — проговорил Мойст. — Так вы готовы приступить к работе над долларовой банкнотой, мистер, э, Клемм?
Улыбка мистера Клемма так и лучилась.
— Уже готово! — провозгласил он. — Сделал этим утром!
— Не может быть!
— Еще как сделал! Идите сюда и посмотрите! — человечек подошел к столу и поднял листок бумаги.
Банкнота сверкала золотым и фиолетовым. Она испускала деньги лучами. Она, казалось, парила над бумагой как маленький ковер-самолет. Она говорила о благосостоянии, и тайне, и традиции…
— Мы сделаем так много денег! — воскликнул Мойст. Ох, лучше бы нам это сделать, добавил он про себя. Нам понадобится напечатать по крайней мере 600,000 таких, пока я не смогу изобрести банкноты большего достоинства.
Но вот она лежит, такая прекрасная, что хочется плакать, сделать еще много таких и положить их в свой бумажник.
— Как ты сделал ее так быстро?
— Ну, очень большая часть этого всего — просто геометрия, — объяснил мистер Клемм. — Мистер Игорь был так добр, что сделал мне прибор, который с этим здорово помог. Пока, конечно, еще не все закончено, и я еще даже не начал оборотную сторону. Вообще-то, думаю, займусь этим прямо сейчас, пока голова свежая.
— Думаете, сможете сделать
— Я чувствую себя таким… Полным энергии! — отозвался Клемм.
— Думаю, это от электрических флюидов, — предположил Мойст.
— Нет, я имею в виду, что сейчас я ясно вижу, что необходимо сделать! Раньше все было как какой-то ужасный груз, который мне нужно было поднять, но теперь все легко и ясно!