Держись, воин! Как понять и принять свою ужасную, прекрасную жизнь

Думаю, один из секретов счастья состоит в том, чтобы признать: я никогда не смогу быть абсолютно счастлива. Жизнь – это сплошной дискомфорт. Поэтому я просто могу любить тех, кто меня окружает. И перестану решать, подходят ли они мне. Просто глубоко вздохну и буду любить ближних своих. Буду заботиться о своих подругах. Я обрету покой в пригороде и перестану гоняться за счастьем, поняв, что оно уже давно улыбается мне.

Исцеление – в слушании.

МЫ МОЖЕМ РЕШАТЬ ТРУДНЫЕ ЗАДАЧИ.

МЫ ПРИНАДЛЕЖИМ ДРУГ ДРУГУ.

ЛЮБОВЬ ПОБЕЖДАЕТ

Ну здравствуй, чистый лист… Мы снова встретились. Каждый чистый лист подобен новому дню. Это подарок, который несет в себе ответственность. Что я сделаю с тобой? Ты пугаешь меня, но я тебя люблю. В английском языке слова «пугающий» (scared) и «священный» (sacred) звучат почти одинаково, потому что эти понятия идут рука об руку.

Чистый лист кажется мне сегодня особенно пугающим и священным, поскольку я решила ответить на вопрос, который задают мне довольно часто. «Гленнон, – говорят люди, – двадцать лет вы страдали булимией, десять лет пили и курили, пять лет принимали наркотики. И бросили все это самостоятельно, без двенадцати шагов. Это очень необычно. И еще вы довольно худая. Вы уверены, что вам действительно лучше?»

Слово «лучше» меня озадачивает. Оно несет в себе возросшую ценность, а, по-моему, я стою ровно столько же, сколько стоила, будучи падшей алкоголичкой, и ничем не отличалась от себя сегодняшней – трезвой, любящей, творческой жены, матери, сестры, дочери и подруги.

Мне больше нравится слово «исцеление». Оно означает для меня полное слияние с ритмом мира разумом, телом и душой. Исцеление – это примирение с миром, готовность плыть по течению, вместо того чтобы отчаянно сопротивляться. Исцеление – это покорность истинным правилам мира, созданным Богом, и готовность следовать им.

Когда я говорю о Боге с людьми разных конфессий, то чаще всего пользуюсь словом «любовь», ведь всем известно, что любви можно доверять. Говорят, ненависть – это противоположность любви, но я считаю антиподом апатию и безразличие. И абсолютно убеждена, что антилюбовь – это страх. Страх, по моему убеждению, – корень всех зол.

Любовь и страх – это противоположные голоса, кардинально разные образы жизни, антагонистичные платформы для принятия повседневных решений, восприятия мира и построения жизни. Мое исцеление – это сражение между любовью и страхом. Только в этой битве я смогла восстановиться и подняться к небесам. Смогла стать лучше.

В моем разуме звучат два голоса. Один – то взмывает к небесам, то стихает до шепота, теребит, требует внимания и, как правило, заставляет меня забыть о небесах (или аде). Это голос страха. Двадцать лет меня преследовал голос страха, и я верила в то, что страх – это и есть истина. Полагала, что страх – это мой голос. И вот что страх говорил мне день за днем.

В мире всего для тебя недостаточно. Спеши. Хватай еду, хватай деньги, привлекай внимание, славу, похвалу и высокую оценку. И держи все это крепко. Всего этого может больше не быть. Чем больше для них – тем меньше для тебя. Хватай, что можешь, пока можешь. Держи и прячь это подальше.

А вообще-то, забудь об этом. Ничего не бери. Ты ничего не заслуживаешь. И держись подальше от людей. Если тебя кто-нибудь узнает по-настоящему, люди придут в ужас. Ты очень, очень неправильная и плохая. Посмотри на свою жизнь, свое тело, свое лицо! Ужасно. Гротескно. Тебя уже не исправить. Тебе нечего предложить. И жизнь ничего не может предложить тебе взамен – ты ведь ничего не заслуживаешь. Жизнь ужасна и жестока к таким слабакам, как ты. Ты не сможешь с ней справиться. Так что помалкивай и прячься до конца своих дней.

И я следовала каждому приказу страха почти двадцать лет.

Когда забеременела, была уверена, что все кончится плохо, потому что страх твердил мне: такая девушка, как я, заслуживает только худшего. Но все кончилось не только неплохо, но просто волшебно. У меня родился прекрасный, идеальный мальчик – абсолютно незаслуженный подарок. И добрый, щедрый, красивый мужчина решил на мне жениться. НА МНЕ. И после десятилетий боли, которую я причиняла своим друзьям и родным, они по-прежнему были со мной, любили мою маленькую семью и хотели нам помочь.

И тогда я подумала: а вдруг страх ошибался. «Ты лжец, страх? – спросила я. – Может быть, можно жить по-другому? И слышать другой голос?»