Дочь времени

— Генрих Седьмой.

Каррадин даже свистнул от удивления.

— Так значит, матерью Генриха Седьмого была леди Стэнли?

— Да, от ее первого мужа Эдмунда Тюдора.

— Но ведь на коронации Ричарда она несла шлейф королевы, а это очень почетно. Я запомнил эту деталь, потому что она показалась мне забавной. Тащить шлейф за королевой. У нас этого не бывает. Большая честь, я так понимаю?

— Огромная. Бедняга Ричард! Не помогло.

— Что именно?

— Великодушие не помогло, — Грант замолчал, а Каррадин продолжал шуршать своими бумажками. — Итак, парламент выслушал показания Стиллингтона?

— Более того. На их основании было издано постановление, дающее Ричарду титул короля.

— Для священника Стиллингтон поступил не очень-то красиво. Но если бы он заговорил раньше — это означало бы гибель для него.

— Вы к нему несправедливы. Зачем было рассказывать раньше? Кому от этого было хуже?

— А леди Элеонор Батлер?

— Она умерла в монастыре. Похоронена в церкви Ордена Белых Кармелиток в Норидже, если вас это интересует. Пока Эдуард был жив, никто от этого не пострадал. Когда же встал вопрос о престолонаследии, то он был обязан рассказать всю правду, красиво это или нет.

— Вы правы, конечно. Так, значит, в парламенте дети были объявлены незаконнорожденными, а Ричард коронован. В присутствии всей английской знати. А где была королева, жена Эдуарда? Она все еще скрывалась?

— Да, она скрывалась, но позволила перевезти младшего сына к брату.

— Когда это произошло?

Каррадин поискал нужное место в своих записях.

— Шестнадцатого июня. Вот моя запись: «По просьбе архиепископа Кентерберийского. Оба мальчика живут в Тауэре».

— Значит, уже после того как перестало быть тайной то, что они незаконнорожденные.

— Да, уже после того. — Каррадин сложил свои бумажки и спрятал их в широченный карман. — Вот, пожалуй, и все на сегодня. Хотя есть кое-что напоследок. — Он собрал на коленях полы своего пальто жестом, которому позавидовала бы Марта. Или король Ричард. — Вы помните парламентский билль «Titulus Regius» — «О королевском титуле»?

— Да, да. И что с ним?

— Так вот. Когда Генрих Седьмой вступил на трон, он потребовал, чтобы билль был аннулирован, рукописный оригинал и все копии уничтожены. За хранение или чтение его полагались штраф и тюрьма.

Грант окаменел от удивления.

— Зачем Генриху это понадобилось?

— Не имею ни малейшего понятия. Но во что бы то ни стало докопаюсь. А теперь можете развлечься вот этим, пока Статуя Свободы не напомнит вам, что наступило время английского чая.

И он положил на грудь Гранту вырванную из блокнота страницу.

— Что это?

— Это то самое письмо, в котором Ричард упомянул о Джейн Шор. До скорой встречи.

Оставшись один, Грант перевернул листок и стал читать.

Высокопарный стиль письма и размашистый детский почерк Брента представляли собой забавное сочетание. Но ни неряшливая современная скоропись, ни тяжеловесные фразы не могли истребить пикантный вкус от чтения письма. От него исходил благородный аромат, как от выдержанного вина. В переводе на современный язык оно звучало так:

«К моему удивлению узнаю, что Том Лайном желает связать себя узами брака с женой Билла Шора. Видать, он крепко влюблен и для него это дело решенное. Нельзя ли, дорогой епископ, послать за ним кого-нибудь и попытаться вразумить эту непутевую голову. Если это невозможно, а препятствий для этого брака со стороны церкви нет, то я даю на него мое согласие. Однако ж, уговорите его отложить венчание до того дня, когда я прибуду в Лондон. А пока, я думаю, этого письма будет достаточно для ее освобождения при условии, что она будет вести себя хорошо, и я советую вам на это время поручить ее заботам ее отца или любого другого лица, которому вы доверяете».