— Не то чтобы они будут издеваться надо мной… Наверное, я просто не хочу показаться смешной… Они… доктор Делавэр, они два сапога пара. Когда Эрик дома, мне порой кажется, что у папы появился двойник.
— А когда Эрика нет дома?
— Что вы имеете в виду?
— Вы с отцом общаетесь друг с другом?
— Мы с ним ладим, просто ему приходится много разъезжать, к тому же у нас разные интересы. Он обожает коллекционирование, я же терпеть не могу собирать разный мусор.
— И что коллекционирует твой отец?
— Сначала он собирал живопись — калифорнийских художников. Потом он продал картины с большим наваром и занялся китайским фарфором. Наш дом забит шкафами, заставленными фарфором. Династия Хань, династия Сун, династия Мин и еще бог знает что. Очень красивые вещи, мне нравится. Просто мне не по душе это стяжательство. Наверное, папа большой оптимист, раз хранит фарфор в наших сейсмоопасных краях. Конечно, он помещает их в специальный воск, как делают в музеях, и все же в случае сильного землетрясения наш дом превратится в кладбище черепков.
— Как коллекция перенесла последнее?
— Тогда ее еще не было. Отец начал собирать фарфор, когда мама заболела.
— Как ты полагаешь, это как-то связано? — спросил я.
— Что?
— Фарфор и болезнь твоей матери?
— Причем тут… а, поняла. Вы хотите сказать, после того как мама… ему пришлось самому искать себе развлечения. Да, возможно, вы правы. Как я уже говорила, он умеет приспосабливаться.
— Что думала о фарфоре ваша мать?
— По-моему, ничего не думала. Ей тогда уже было все равно — а вот Эрику фарфор нравится. Когда-нибудь все ему достанется — ну и пусть. — Внезапная улыбка. — Я царица Апатии.
В конце шестого сеанса Стейси сказала:
— Иногда я задумываюсь, за кого выйду замуж. Я хочу сказать, будет ли это какой-то доминирующий тип вроде папы или Эрика, потому что я к этому привыкла, или наоборот ударюсь в противоположную крайность. Хотя на самом деле я об этом не думала. Просто Эрик приезжал домой на эти выходные, и они с отцом отправились на выставку восточного искусства. Я видела, как они выходили из дома — словно близнецы. В принципе, это все, что мне известно о мужчинах.
Она покачала головой.
— Папа постоянно что-то покупает. Порой мне кажется экспансия для него смысл жизни. Как будто наш мир недостаточно большой для него… А Эрик хотел сегодня поехать к вам вместе со мной.
— Зачем?
— Занятия у него только послезавтра, и он спросил, не хочу ли я, чтобы он меня проводил. С его стороны это было очень любезно, вы не находите? На самом деле Эрик замечательный брат. Но я сказала, что сначала должна переговорить с вами. Он о вас ничего не знает, отец окружил все завесой тайны. Прочел мне целую речь, сказал, что, хотя мне еще нет восемнадцати, но во всем, что касается его, я могу считать себя совершеннолетней. Как будто сделал мне огромный подарок, хотя сам был очень смущен. Когда я заговорила о том, что Бекки тоже ходила к психиатру, папа сразу же переменил тему… Так или иначе, Эрик ничего о вас не знал и был удивлен. Он начал задавать мне самые разные вопросы: хотел знать, знаете ли вы толк в своем деле, что закончили и так далее. И тут я поняла, что ничего о вас не знаю.
Я указал на диплом, висящий на стене кабинета.
— Хороший университет, из старых, — одобрительно заметила Стейси. — Не Стэндфорд, и не Лига плюща, но Эрик, наверное, будет удовлетворен.
— Ты считаешь, главное, чтобы был доволен Эрик?
— Ну да, он во все сует нос… Конечно, он имеет право на собственное мнение, но я все равно останусь при своем. В конце концов Эрик решил, вместо того чтобы знакомиться с вами, прокатиться на велосипеде. Возможно, вы с ним когда-нибудь все же встретитесь.
— Если я буду хорошо себя вести?
Стейси рассмеялась.
— Да, именно. Знакомство с Эриком — это величайшая награда.
Я много думал об Эрике. О жутких фотографиях матери, которые он делал. Стоя у изножья кровати, высвечивая ее трагедию холодным безжалостным светом. А отец считает эти снимки трофеями и носит их в своем бумажнике.
Как сильно ненавидел Ричард Досс свою жену?
— Как Эрик отнесся к смерти матери? — спросил я.
— Молча. Свою злость он держал в себе. Эрик вынужден был оставить учебу, чтобы быть рядом с мамой. Наверное, в том все дело. Потому что сразу же после ее смерти он вернулся в Стэндфорд.
Внезапно голос Стейси стал ледяным. Она потупилась, ковыряя заусенцы у ногтей.
У меня вдруг мелькнула мысль, видела ли она эти снимки.
— Итак? — спросил я.
— Итак…
Стейси посмотрела на часы. До конца сеанса оставалось еще десять минут. Я попытался вернуть разговор в прежнее русло.
— Две недели назад мы говорили о том, что у вас в семье иметь свое мнение довольно рискованно. А как твоя мать…
— Она не имела собственного мнения. Превратилась в полное ничто.
— В ничто, — повторил я.