Дом лжи

Решено. Здесь и будет мое место. В проулке за баром «Вива Медитеррейниа».

По плану, мы будем писать друг другу дважды в день, в десять утра и в восемь вечера – график, который подходит нам обоим. В остальное время наши телефоны будут выключены. Надо соблюдать осторожность. Ясное дело, почему. Кто захочет, чтобы его – или ее – предоплаченный телефон запиликал и заморгал у всех на виду, пока хозяйка/хозяин, например, в туалете?

Правда, мне придется изменить привычный график пробежек, что очень жаль – я люблю бегать именно по утрам. Но в защиту вечерних тренировок наверняка тоже можно многое сказать, да и этот маршрут, от школы до «Вивы», который я обследовал сегодня, совсем не плох.

Я достаю зеленый телефон – на экране 20.00 – и отправляю такое сообщение:

Проверка… проверка… хотя что это я. Здравствуй, моя прекрасная леди.

Она отвечает немедленно:

Здравствуй, опасный незнакомец.

Главное слово – опасный. Я стараюсь не думать об этом. Но от правды никуда не денешься. Она снова пишет:

Прекрасная – в смысле блондинка, да?

Это она так шутит, ведь она знает, что дело вовсе не в этом.

Ты не просто блондинка. Ты желанная, и забавная, и удивительная, рядом с тобой мое сердце делает по миле в минуту. Как тебе такое, а?

Ее ответ:

Это уже ближе к делу.

В патио скандируют хором – в углу работает телевизор, идет какой-то спортивный матч. Хорошо быть молодым… Я снова сосредоточиваюсь на телефоне:

Я хочу сделать для тебя что-нибудь.

Ответ:

Для меня или со мной?

Так, ответный бросок:

С тобой.

На экране перемигиваются точки. Она думает. И вот:

Надо же. У парня с таким христианским именем такие темные мысли… неожиданно.

Отлично. Мне нравится. Хотя, замечу в скобках, имя Саймон Питер, которое дала мне мать, это не отсылка к Библии. Просто ей нравилось имя Саймон, а Питером звали ее отца. Но учителя по религиозному образованию в школе Святого Августина обожали называть меня полным именем.

Я отвечаю:

Ты еще не знаешь, что значит «неожиданно».

Улыбаясь, я выключаю телефон, вынимаю из него сим-карту и по отдельности кладу то и другое в карман беговых шортов.

Такой способ коммуникации полностью отвечает нашим целям. Только надо соблюдать осторожность.

Надо постоянно соблюдать осторожность.

День после Хэллоуина 17. Джейн

Сержант Джейн Бёрк наклоняется и внимательно смотрит в лицо Лорен Бетанкур.

Тело повешенной заснято уже со всех мыслимых ракурсов, включая крупный план узловатой веревки, запутавшейся в металлических завитках кованых перил. Пора снимать. Под присмотром судебно-медицинского эксперта округа Кук, который отдавал приказы офицерам из Виллидж, стоявшим на стремянках и внизу, на полу передней, веревку развязали, тело уступило силе притяжения и, поддерживаемое со всех сторон, скользнуло в черный пластиковый мешок, а после было уложено на каталку.

Нижняя часть лица убитой покрыта царапинами, но они, уверена Джейн, связаны с обломанными ногтями на руках убитой – наверняка женщина отчаянно цеплялась за веревку, которой ее душили. Полосы на шее показывают, что петлю пытались затянуть не однажды, причем в разных направлениях. Самый четкий след остался, разумеется, там, где петля в конечном итоге перекрыла женщине кислород и сломала шейные позвонки. Но есть и еще один след, почти горизонтальный, как будто убийца стоял у нее за спиной и отчаянно тянул за веревку обеими руками, а Лорен также отчаянно старалась сорвать с шеи петлю.

Так представляет себе картину убийства Джейн, хотя знает, что полностью восстановить ее только по сохранившимся деталям все равно невозможно. В том числе потому, что убийца мог попытаться замести следы, хотя в данном случае он этого, кажется, не делал. Но даже девственно-чистое место преступления, как любила говорить ее мать, никогда не расскажет, как именно все случилось.

* * *

– Джейн. – Ее напарник, сержант Энди Тейт, который ведет опрос соседей, входит в дом через южную дверь, то есть через кухню.

– В чем дело?

Он манит ее пальцем. Она идет за ним на улицу.

– Вон тот белый викторианский особняк. Северо-западный угол Томаса и Латроу.

– Ну?

– Там живет семейство Данливи. Включая шестилетнюю Мэри Данливи.

– Ясно.

– Так вот, вчера Мэри ложилась спать около семи тридцати вечера. Немного рановато, но у нее заболел животик. Слишком много сладкого печенья, так?

– Так.

– Часиков в восемь, а то и в восемь тридцать она встала и подошла к окну, которое выходит, заметь, на юг.

Джейн хорошо видит это окно с того места, где они стоят.