Драконий берег

Нет, не из-за зайцев. Все ж водилась в горах и живность покрупнее, порой и косулю снять удавалось, и оленя, а незадолго до того, как Томас в Тампеску убрался, сюда стадо бизонов пригнали, вроде как на развод…

Что с ними стало?

– Мне доложили, что парнишка собрал свое шмотье, сел на тарахтелку и убрался. Я вздохнул с облегчением. Нет, я понимаю… – пальцы шерифа коснулись рукояти ножа. Старый. И рукоять выглажена до блеска, а еще перетянута тонкой полоской кожи, видать, дерево от возраста треснуло.

Или для красоты?

– Одно дело – бабу поучить, но меру же знать надо.

Покойник улыбался с блюда.

Глава 24

До Драконьей пади пришлось идти пешком. На половине пути я остановилась, чтобы перевести дух и немного успокоиться. Сердце колотилось как сумасшедшее. И руки дрожали.

Я стиснула кулаки. И разжала. Снова стиснула. Села на камень. Вытащила нож. Запрокинула голову. Небо ясное. Месяц полукругом. И звезды крупные, что твой горох. Стало быть, к утру подморозит.

Дышится легко. Думается…

У кого были ключи? У кого угодно. Дерри вовсе не запирался, а когда я спросила, сказал, что брать в доме нечего.

Было нечего.

А теперь в подвале, закопанная под грудой тряпья, лежит сумка, в которой ждут неизвестно чего аккуратные пачки дури. Найдут ли сумку? Тут и гадать нечего. Да федералы дом мой переберут по досочке… и что тогда? Поверят ли, что я к этой дури отношения не имею?

Я прикусила губу.

Надо же. Мне бы испугаться. Мне бы подумать, что кто-то в мое отсутствие пробрался… и сделал это. А я про дурь думаю, беспокоюсь.

Стрекотали сверчки.

А я постепенно успокаивалась. Дура. Надо было сумку вынести, убрать в пустыню, а уже потом ехать за Томасом. Небось с Билли ничего бы не случилось. С ним уже и так случилось все, что могло.

Пальцы задрожали. А теперь что?

Возвращаться? Надо бы… выждать пару часов. Сам Томас обыскивать дом не станет. Поздно уже, а там темно и вообще… нет, помощи подождет. Но… а если останется дом сторожить? Или шерифа попросит?

– Уна?

Я дернулась, повернулась неловко, и нож, сорвавшись с ладони, уткнулся в мерзлую землю. Хорошо, что не в сапог.

– Уна, что ты здесь делаешь? – Ник спускался по тропе. Ступал он осторожно, хотя на дорогу и не смотрел, изучил до последнего поворота.

– Сижу. А ты?

– Гуляю.

На нем старый охотничий костюм. Помню его. Правда, теперь штаны стали широковаты, а куртка и вовсе висит: все же в восемнадцать Ник был куда больше себя нынешнего.

– На ночь глядя?

Из-за плеча Ника выглядывало короткое дуло ружья.

– Почему бы и нет?

Он оказался рядом.

И пахло от него… кровью пахло. Резко так. Запах свежий, и не только запах. Я отметила темные пятна на брюках, к которым песок прилип.

– Стадо на дальнем кто-то проредил, – сказал Ник. – С дюжину коров задрал. Остальные разбежались.

Он был мрачен. Плохо. Наши пастбища не трогают. И значит, дикарь все-таки есть, но прячется.

– Главное, не притронулся. Просто драл, иных в клочья…

Плохо. Драконы не играют с едой. За нашими такого точно не замечала, и надо будет Оллгриму сказать, что чужак завелся. А потом искать. И… дальше что?

Изгонять? Убивать? Как?

– А у тебя что произошло?

– Билли…

– Вернулся? – Ник подобрался, и ружье с плеча соскользнуло прямо в руки.

– Вернули. Частично. Голову.

Я наклонилась, выдернув нож. И подумала, что такую совершенную сервировку стола видела лишь в доме Эшби.

…Столовая.

И мне это кажется блажью. Зачем таскать еду через половину дома, если можно просто на кухне поесть? Там тоже стол имеется, огроменный. И скатерть, не белая, правда, в клеточку, но мне она нравится даже больше.

В столовой стол длиннющий и с ножками гнутыми, которые еще позолотой покрыты. В первый раз его увидев, я нырнула под этот стол, чтобы позолоту поковырять. А потом долго пыталась понять, на кой оно надо?

И скатерть.

И тарелок, которых каждому ставили по пять штук, вовсе не задумываясь о том, кому после эти тарелки мыть. Супница. И совсем непонятное блюдо на высокой подставке, куда еще и свечи крепились. Вилки самые разные. Ложки нескольких размеров.

– У тебя посуда не пропадала? – Отчего-то мне подумалось, что во всей округе не найдется дома, где водились бы тарелки из костяного фарфора. – И канделябры?

Ник закрыл глаза. А ружье положил на землю. Руки сцепил. Потянулся, отряхнулся, будто избавляясь от пут сна, и велел:

– Рассказывай.

Я и рассказала… про голову. И про Томаса с шерифом. И опять про голову. Про скатерть белоснежную. Про посуду и серебро. Вазу. Цветы.

Надо же… мне впервые в жизни цветы подарили. И кто? Ненормальный.

Но ведь подарил.

Билли полагал цветы глупостью. Какой в них толк? Пара дней – и превратятся в мусор, а мусора он терпеть не мог, хотя как это увязывалось с его привычкой разбрасывать носки и банки из-под пива, ума не приложу.

Ник слушал.

А я говорила и думала, мог ли он убить Билли?

И стоит ли говорить о том, что ждет меня, когда дом обыщут? Вот как-то… не верилось, что федералы поймут. И что удержатся от желания упрятать меня за решетку. Пальчики-то на сумке мои, свеженькие. И не только пальчики, любой мало-мальски приличный маг докажет, что сумку я трогала.

Внутрь заглядывала.