Другая школа 2. Образование – не система, а люди

Ухватывать их внимание в первые секунды. Провоцировать на свои собственные суждения. Плести сеть из разных авторов, связывая время и людей воедино. Примерять случившееся давным-давно на себя. Показывать комиксы о Холокосте. И разбираться в том, что интересует самих детей. «Я недавно ехал вместе с учениками на спектакль и невольно подслушал их разговоры, – рассказывает Симаков. – Они обсуждали какие-то факты из жизни футболистов. И я подумал: вот я лезу к подросткам со своим «Ревизором». Как мне сделать так, чтобы из своей точки «А» они пришли в мою точку «Б», да еще и не пролетели мимо, а задержались? И тогда я понял, что для меня учитель – это тот, кто аккуратно разгребает чужое болотце, но при этом все-таки в него немного погружается. Например, чтобы понимать культурный код, я смотрел батл Оксимирона с Гнойным и концерты Данилы Поперечного. Потому что когда мы проходим Маяковского или «Исповедь хулигана» Есенина, очень важно сказать: ребята, посмотрите – тут есть рэп. Текст строится по тем же законам. И сразу добавить: «Конечно, вы в рэпе понимаете в сто раз больше, чем я. Но ведь он тут есть?» И в этот момент произведение становится ближе и понятнее. А еще важно всегда добавлять фразу «Вы мне скажите, если я не прав» и не залезать в эту тему глубоко, иначе я как преподаватель буду выглядеть глупо. Мне рассказывали про одну пожилую учительницу литературы, которая очень хотела казаться современной. Поправляя очки, она говорила старшеклассникам: «Как сказал современный русский поэт Оксимирон…» И ученики на задних партах делали фейспалм. Фальшь сразу чувствуется. В ответ сразу возникает желание сказать: «Чего ты лезешь в наше болото? Ты в нем все равно ничего не поймешь. Давай-ка ты будешь говорить о своем Пушкине, а мы будем говорить о своем».

Напоследок я получаю самый оригинальный инструмент возвращения интереса к литературе. «У меня появилась мысль прочитать роман «Дни Савелия», а потом пригласить автора. Потому что я и сам понял и не раз слышал от других учителей: для сегодняшних школьников вся литература – это кладбище, – говорит Симаков. – По их мнению, живыми могут быть журналисты или телезвезды, а писатели – только мертвые и с бородой. Моих учеников шокировала новость, что в класс придет живой писатель».

В каждом из учителей, которых я встречал, было немного от Джона Китинга из «Общества мертвых поэтов». Человека, который просит тебя встать на парту, чтобы посмотреть на мир с непривычной точки зрения. Когда дети никак на тебя не реагируют, ты можешь не делать им замечаний, а моментально придумать, как вовлечь их в происходящее в классе. «У меня иногда бывает, что три ученика готовы поговорить, а остальные сидят в телефонах, – рассказывает Симаков. – И в таких случаях я сразу делаю какой-нибудь «финт ушами». Какой? Например, могу сесть на парту и начать болтать ногами. Коллеги меня за это ругают, но атмосфера в классе сразу становится неформальной. Еще я приносил в класс пуфики. Просил встать из-за парт и рассесться вместе со мной кругом – после этого обсуждение становилось совсем другим. И еще у меня есть формат «высказывается каждый». Вот сейчас мы с пятиклассниками закончили читать «Три толстяка», и каждый школьник в классе рассказал, что он считает для себя самым запомнившимся, самым задевшим, самым значимым в книге лично для него. И в итоге от каждого второго высказывания распускалась новая ветка естественного, спонтанного обсуждения. Я запланировал этот разговор на два урока, но даже за это время мы не успели послушать все 16 человек».