Друзья

— Садись, Бела, — сказал Ференц Давид. — Что нового? Как прошла премьера?

Вебер взъерошил пальцами шевелюру.

— Если честно, шеф, то спектакль дерьмовый. Конечно, так прямо писать не стоит. Ведь Шомкути — наша местная достопримечательность. Надо бы как-то поосторожнее, чтобы не обидеть.

— А Падар как считает?

Вебер скривил губы.

— Падар — дурак. Ты же сам знаешь, шеф, он по своему обыкновению напишет, что в этой кажущейся бессмыслице заложен глубочайший философский смысл современности.

— Да, да, — отозвался Ференц Давид, — с этим олухом мы явно просчитались. А кто был на премьере?

— Все, кроме тебя. Из Будапешта критиков понаехало видимо-невидимо. Давненько я не видал такого парада. Был там и твой братец со своей дивной супругой. Ну, женщина, доложу я тебе! Пальчики оближешь.

— Стоп! — поднял руку Ференц Давид. — Жена брата — табу. Ясно?

— Ну конечно, — засмеялся Вебер. — Чего же тут не понять? Табу так табу. Представляешь, все уездное начальство туда припожаловало. Во главе с Чухаи. Только Ауэрбахов не было.

— Шандор сейчас в Пеште, — задумчиво произнес Ференц Давид, и перед его мысленным взором возникло красивое лицо Ирен, ее аппетитное тело. Даже самому себе он боялся признаться, что влюблен в нее. Ирен понимает это и под настроение кокетничает с ним, но ничего лишнего себе не позволяет. Отшучивается, начинает расхваливать его жену: какая, мол, та красивая да умная. Вот чертово отродье! И за что она только любит этого недоумка, этого пентюха Шандора Ауэрбаха? А ведь действительно любит, и слепому видно, да Ирен и сама этого не скрывает. Он снова увидел, как наяву, ее ладную фигуру, улыбающееся лицо. В это время раздался голос Вебера, и видение исчезло.

— Шеф, снова пришло несколько анонимок насчет Залы. Что с ними делать? Разбираться?

— Нет, — отрубил Ференц Давид. — Анонимками мы не занимаемся.

— Ну, как скажешь. Хотя, откровенно говоря, этот человек волнует мое воображение. Почему его так ненавидят? И кто стоит за этими анонимками? В конце концов, он с отличием окончил институт, много лет в партии, отец его — вообще мученик.

Ференц Давид откинулся назад, скрестив руки на груди.

— Сложные это дела, Бела. Старая, запутанная история. Ты еще слишком молод. Не забивай себе голову. Каждому движению необходимы мученики. Наш долг — вспоминать о них по календарным праздникам и носить им на могилы цветы. Если есть могилы. А если нет — тогда к мемориальным доскам.

У Вебера вытянулось лицо.

— Как-то это не очень убедительно звучит, шеф, — обронил он.

— Возможно, — улыбнулся Ференц Давид. — Знаешь, некоторые вещи трудно объяснить. Я, например, всегда недолюбливал Миклоша Залу. А спроси меня, чем плох Зала, вряд ли смогу вразумительно объяснить. Конечно, я субъективен и, возможно, от этого несправедлив к нему. Но при всей моей неприязни к этому человеку анонимки я не люблю еще больше и считаю, что их место в корзине для мусора. Ты понял?

— Понял, — подумав, ответил Вебер.

— Вот и хорошо. А теперь давай поговорим о другом. — Ференц Давид подошел к шкафчику, достал бутылку палинки и две рюмки. — Что-то у меня в желудке мутит, — сказал он, наливая. — Ну, твое здоровье, Бела.

— Спасибо, шеф, — сказал молодой человек и залпом выпил палинку.

— Так вот, — начал Ференц Давид, — дело идет к тому, что текстильной фабрике в этом году присвоят звание передового предприятия. Это в интересах области и, конечно, уезда. Я уж не говорю о рабочих, которым это звание и связанная с ним денежная премия придаст уверенности в своих силах. Естественно, к этому событию надо основательно подготовиться, настроить общественное мнение. В общем, подготовь серию статей о фабрике. В каком она была бедственном положении, как преодолевались трудности, какую действенную помощь в этой работе оказывал уездный комитет партии во главе с Чухаи. Не забудь и о генеральном директоре управления, о том, какие плодотворные связи сложились между руководителями управления и уезда, благодаря чему удалось вывести фабрику из прорыва. Ну, ты меня понимаешь.

— Конечно, — кивнул Вебер. — Эта работа мне по душе. Надеюсь, ты будешь доволен.

— Тогда в добрый час, Бела. А Миклошем Залой не занимайся.

Вскоре в «Народной газете» начали регулярно появляться статьи о «феномене текстильной фабрики в Бодайке». Дал интервью газете и Каплар. Он заявил: