– Ладно, решим,– Санькин Николай поднялся, отдал бутылку другу. – Но через полчаса. Ты пока чеши домой, а я один разберусь. Потом к тебе приду. Жди иди.
Он снова нервно закурил, затянулся, бросил сигарету под ноги и сапогом вдавил её в землю так, что «Прима» исчезла из виду. Вдохнул поглубже, прихватил литр воздуха, прилетевшего с ветерком из обронившего листья осинника, потом отряхнул зачем-то пиджак и побежал.
Дверь кабинета председателя колхоза Завьялова Михаила Сергеевича Санькин Николай открыл с ходу пинком. Быстро вошел, развернул спинкой вперед стул для посетителей и плюхнулся, свесив огромные кисти рук через спинку.
– Ну? – спросил он мрачно и плюнул сквозь зубы влево. На ковер.
– Гну! – так же мрачно ответил председатель, не отрывая глаз от какой-то бумаги. – Встань, выйди, потом зайди как люди, пьянь. Постучи сперва.
– А если сразу стулом постучать по государственной твоей голове, то как? -Николай вынул из под себя стул и отвел его за спину. Чтобы бить наотмашь. Разлетелся бы на детали стул и от головы председательской только волос мог остаться. Ничего больше.
Завьялов поднял глаза. Николай стоял ровно, стул держал на отлёте. Губы сжаты. Взгляд прямой, твёрдый и недобрый.
– Ты понял, Сергеич, что я тебя сейчас здесь и кончу? Понял или не дошло?
Председатель глаза опустил и с полминуты разглядывал пустое место на своём столе.
– Ничего ты, Коля, не сделаешь, – подумав, сказал он спокойно. – Вот кнопка сбоку на столе. Звонок идет типа SOS прямо к нашему участковому и в райотдел милиции. Нападение на руководство колхоза. У участкового ТТ и пять обойм. По штату положено. А он прилетит раньше, чем ты до двери добежишь. Сидеть, правда, придется тебе не долго. Мои друзья из Зарайска организуют тебе самую поганую статью, суровый суд и худшую колонию, где ты и половины срока не проживёшь. Со шконки ночью упадёшь или на лесоповале сосной пришибёт тебя, дурака.
– Ну, ты же сука, Сергеич! – Санькин Николай поставил стул, перегнулся и прихватил председателя за грудки. – И прибить тебя, конечно стоит. Но ты прав. Связи твои городские меня сгубят. Верю. Но мы можем сделать так, что я на зону не сяду, а ты здесь сидеть тоже не будешь. Ваши райкомовские хмыри, тузы козырные, моё заявление рассмотрят? Как думаешь? Рассмотрят. Обязаны. В партийной ваше кодле твои сучьи шашни с моей бабой как пропишут на бюро? Как аморалку, да? Во! С ней, с аморалкой, и закинут тебя на элеватор зарайский лопатой зерно буртовать за восемьдесят рублей.
– Насчёт жены твоей, – Завьялов тоже поднялся, включил вентилятор и сильно сдавил большими пальцами виски. – Ты малехо не прав. Я не насильник. А вот от её шибко рьяного интереса к моей персоне, извини, не стал я, каюсь, отказываться. Три года уж как прошло с первой нашей случки. Извини уж, не удержался. Сам знаешь, сучка не захочет, кобель не вскочит.
– Не, подожди! – Николай отпустил Завьялова и сел на стул. – Она сама, что ли? Ну, хорошо. Значит, ты, бедолага, потерпевший и наказывать тебя вообще не за что? Давай пойдем и голову ей отквасим топором вдвоём. Оба и сядем.
Или езжай сам в райком и доложи всё, как есть. Не снимут – повезёт. Ты мужик? Ответку держать можешь? Или ты баба, мать твою!?
– Дурак ты, Коля, – Михаил Сергеевич подошел к окну и стал разглядывать пьяных механизаторов, еле-еле идущих к сельпо за очередной дозой. – Снимут меня, допустим. И какое тебе отсюда облегчение? Посадят вместо меня козла из управления. И не будешь ты, алкаш, у него в героях ходить, на доске почёта годами красоваться.
– Тебе зато будет облегчение, – подошел к Завьялову Николай. – Лопатой на току помашешь год-другой, тут тебе и озарение придёт, что чужих жен драть – паскудство полное.
– Ладно, чтоб ты успокоился – я тебе скажу.– Сел на подоконник спокойный председатель.– Я не боюсь, что меня снимут. А и снимут – пересадят директором же в совхоз какой-нибудь. Номенклатура райкома я. Из неё, номенклатуры, или ногами вперёд – на кладбище, или на другой такой же ответственный пост руководящий. Лопату даже потрогать не дадут. Партийный режим. У нас среди руководителей-коммунистов не бывает негодяев. Да, ошибаемся. Бывает. Все мы – люди. Но на равноценной должности потом ошибки свои исправляем. Понял?
– Ну, ладно, – почему-то тоже успокоился Санькин Николай. – А не боишься ничего, так какого хрена дёргаешься, как кукла на нитках? Вот если жене твоей добрые люди конкретно твою аморалку представят с художественными красивыми домыслами? Тоже по фигу тебе? Пойдет она моей крале космы прореживать? Или тебя, изменщика, пошлёт в задницу и свалит в Зарайск к матери? Как тебе перспектива? А может, ей плевать вообще – её ты ночами утюжишь или ещё кого?
– Вот ты начал как мужчина, – Завьялов закурил. Сел на стол и выпил немного воды из графина. – А закончил как баба. Давай тогда лучше подерёмся, мля! Правильно будет. По-мужицки.