Эти академики совсем обнаглели – протестовали против присуждения ему без защиты степени кандидата наук и профессорского звания, да не где-нибудь, а на страницах «Правды». Профессора ему в итоге все-таки дали, но скандал был очень обидный. В этом же году фамилия Тер-Оганезова исчезла из списка редакционной коллегии «Астрономического журнала».
Власть и могущество утекли водой сквозь пальцы.
Он был всего лишь мелким бесом, а злая удача все время забрасывала его на высокие кресла, удержаться на которых у него не было шансов. И все, что ему оставалось – только горько скулить, поздравляя Морозова с награждением орденом Трудового Красного Знамени:
Впрочем, дьявольское везение не покинуло моего героя.
В отличие от многих других, его не тронули, он сравнительно спокойно пережил тридцатые, правда, потеряв к концу десятилетия практически все свои должности.
Войну провел в Ташкенте, попытался по старой памяти пришить дело директору Ташкентской обсерватории Щеглову, но за своих вступился президент Академии наук Узбекистана Ташмухамед Ниязович Кары-Ниязов и без труда отбил атаку, обидно щелкнув по носу.
Никто его больше не боялся и никто его не уважал. В 1955 году прошел второй съезд ВАГО, где Тер-Оганезов не был никуда избран, ему не дали даже мало-мальской должности. Потерял он свое место и в редакции Бюллетеня ВАГО.
В конечном итоге все, что у него осталось – это преподавание в Московском геолого-разведочном институте им. Орджоникидзе, образовавшемся после разделения Московской горной академии на шесть вузов.
В 1962 году, в возрасте 72 лет, он умер. Его критики-биографы любят подчеркивать, что ни одно из многочисленных советских астрономических изданий не опубликовало некролога.
Это действительно так.
Но – справедливости ради – это касается только астрономов.
Вполне себе прочувствованный некролог появился 7 мая 1962 года в «Разведчике недр» — вузовской малотиражке Московского геологоразведочного института, где наш герой больше трех десятилетий, с 1930 года и до самой смерти заведовал кафедрой математики.
Учить студентов математике оказалось гораздо правильнее, чем астрономов - диалектике.
Благодарней так точно.
И грустно отчего-то,
Иль что-то охота понять,
Пойдите и спросите
Седого звездочета,
Он рядом — рукою подать.
На все вопросы в мире
Есть у него ответы.
Прочел он три тысячи книг,
И выучил все небо,
Измерил все планеты
И позволит вам взглянуть на них.
Даже сказать страшно где,
Звезды висят,
Как будто апельсины.
Но между звезд, между звезд,
Задравши хвост, пышный хвост,
Ходят кометы,
Важно как павлины,
А на луне, на луне,
Едет медведь на слоне,
Лунный медведь — голубенькие глазки,
Не замечая того,
Что мы глядим на него
И сам себе вслух читает сказки.
_________
А теперь, проводив в последний путь Тер-Оганезова, мы возвращаемся в начало 1920-х, к Артемьеву, занявшемуся обустройством Московской горной академии.
Но сначала – пару слов о здании, в котором расположилось это учебное заведение.
Здание
За сто лет, прошедших с момента основания Горной академии, изменилось все – название страны, общественный строй, манера одеваться, способ передвижения студентов по городу… Даже Большая Калужская улица стала Ленинским проспектом.
Само здание на Ленинском, 6 не только увеличило этажность, но и было многократно перестроено.
И только одно место – знаменитая «старая лестница» в левом крыле Горного института до сих выглядит почти также, как в 1920-е годы, когда по ней степенно поднимались старорежимные профессора в калошах и с зонтиками, а навстречу им скакали через ступеньку спускавшиеся революционные студенты в буденовках и папахах.
Старые стены этого здания помнят очень многое, ведь история этого особняка началась задолго до Горной академии.
Изначально дом принадлежал Дмитрию Николаевичу Лопухину, но владел он им недолго. После Дмитрия Николаевича особняк купила его сестра, точнее – ее муж, знаменитый граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский – самый здоровый, самый буйный, и самый умный из пятерых братьев Орловых. Тех самых Орловых, которые задумали, организовали и провели дворцовый переворот в пользу Екатерины Великой. Именно Алексей, или Алехан, как его обычно звали, по слухам, «упромыслил» несчастного Петра Третьего, за что сначала получил графский титул, а потом, много десятилетий спустя – не совсем приятную обязанность.