Две Юлии

Часто… может быть, часто… может быть, раз один.
И это не выдаст ценности найденных слов.
Поэзия энергична и бледна, как счастливая слабость.

— Ты уверен, что у тебя есть то, что он сейчас читает? — торопилась спросить Юлия Первая, поглядывая на приближение заискивающей улыбки Анулова. — У тебя что-то такое понятное и без рифм, а вообще-то, то, что он сейчас читает, похоже на «Конька-Горбунка».

— Можно? — спросил я Вторую. — Мне очень нужно посмотреть.

— Леночка, — загудел Анулов, — хорошо, что вы появились. Я как раз надеялся вас увидеть.

— Вот видишь, — заметила Вторая, передавая мне тетрадь. — Теперь мы отлично разделились по интересам.

Не мучьте меня, принц, не принуждайте больше о ней говорить.
Я ослаб в этой пытке, лучше над всеми смеяться и всем им льстить,
Чем выписывать скованным жестом ее заколдованную неуловимость.

— Нет, — подтвердил я. — Это то самое.

Юлия Первая строго посмотрела на меня, глянула в тетрадь и отрицательно покачала головой.

— Мне на днях предложили место редактора литературного журнала, — бубнил Анулов. — И мало того, что мне очень интересно посмотреть ваши произведения в связи с этим, может быть, я вам смогу что-нибудь предложить, хотя, конечно, дохода это предприятие никакого не обещает…

Чем меньше ее в словах, тем вернее, что она рядом.
Ипокамы слишком стараемся, нам ее не представить.
Беззаботное счастье, вот что погонит оставить примерную запись.

— Простите! — отвечала Первая Юлия. — Если Шерстнев похвалил мои попытки, это не значит, что я готова публиковаться. А для работы — слишком мало времени. Надеюсь, у вас получится хороший журнал.

Таков мой жест, но его задача — описать им не тронутый воздух.
Что? Похоже на мудрость? — Вы ошибаетесь, принц.

Анулов незадачливо уставился на сцену, с которой Шерстнев в опасном наклоне пожимал руку Литке. Штурман опять нам улыбался — в его взгляде сквозило сострадание, будто у нас у всех был измученный вид.

— Ну что же, дорогие мои, — откашливаясь, бормотал Убю, — можно считать, что прошла премьера, то бишь — первое прочтение нетленного шедевра. Времени у нас — ой-ой-ой! — очень мало. Если кто-то хочет высказаться, то надо с этим поторопиться.

— Я думаю, что мы с тобой еще все выясним, — рассуждала Вторая Юлия. — Я понимаю твою запутанность и сейчас — не лучшее место. Предлагаю уйти пораньше и пойти до меня пешком.

И новым шепотом, парализующим полтела: — Мама в Саратове у родственников.

Я пожал плечами. Юлия Первая еще при разговоре с Ануловым нервно сунула мою тетрадь в сумочку, а ведь там было что-то не менее ужасное, чем уик-энд с Джемой и примерный список ее недостатков (хотелось их собрать, чтобы отдохнуть от восхищения: медленный говор, почесывания, ошибки в речи… — но мне не помогло). На сцену, следуя призыву Убю, вышел один из малознакомых юношей, в руках он держал огромную стопку стихотворений и, дойдя до микрофона, быстро отчеканил одно из них. Из среды его приятелей раздался бравый смех. Убю пожал плечами.

— Если никто не понял, — сказал удовлетворенно хихикающий, но вжимающий голову в плечи поэт, — я могу повторить.

Убю мягкой ладошкой выталкивал его со сцены, в то время как с другой стороны на нее всходила решительно такого же вида личность.

— Я неформальную лексику использовать не буду, — предупредил новый чтец, — но и не обещаю, что от этого будет легче.

— Минуточку, — возопил Убю, — минуточку! Я просил высказаться по поводу только что прочитанных стихов. И, кажется, никто еще не смог выразить свое мнение по этому поводу. Давайте сначала обсудим, а потом у вас будет возможность выступить.

— Ну что ж, — не смущаясь, продолжал выступающий. — Стихи-то хорошие. Мы Шерстнева ценим.

Гогот друзей совершенно это подтвердил. Юлия Вторая потянула меня за рукав и кивнула в сторону выхода. Я категорически покачал головой: «Мне интересно», — шепнул я, не сводя глаз с сумочки Первой, которую она приложила к животу, и край юбки еще продолжал сходить с коленей.

— Я думаю, что стихи сложные, — вскочила очнувшаяся бабушка, которую мы видели с Ануловым в фойе (никак и ей что-то светило в новом журнале). — Сложные, признаюсь. Я не все поняла. Хотелось бы увидеть их в виде напечатанного текста. Надеюсь, когда-нибудь это осуществится.

Она многозначительно повернула бюст в нашу сторону. Тогда Анулов поднялся в жесте, очень похожем на поклон, и невидящим взглядом уставился в потолок, в мою медвяную лампу. Губы его вытянулись, зашевелились светлые усы.