Двое на озере Кумран

– Право, не знаю. Я вам уже говорил, что нам трудно запомнить сюжеты всех имеющихся у нас фотографий. Не могу же я с места в карьер объяснить, что было с каждым прежде и что будет потом!

Но, несмотря на всю свою вежливость, Сильвестро оказался упрямым. Он твердо повторил:

– Нельзя ли оживить эту фотографию?

– Если вы так настаиваете… – нехотя согласился Джусти.

На какое-то мгновение изображение расплылось, по нему побежали точки и разноцветные полосы, но вскоре отчетливо выступила фигура бывшего студента-философа: он сидел за окошком почтового отделения.

– Тот же человек год спустя, – сказал Джусти. – Он же два года спустя.

Бывший студент по-прежнему сидел за окошком почтового отделения.

Новая смена разноцветных полос и точек.

– Десять лет спустя, – бесстрастно произнес Джусти.

Лицо бывшего философа украсили очки, но место его работы не изменилось. Спустя тридцать лет он, уже совсем седой, все так же сидел за окошком.

– Судя по всему, он совершенно лишен инициативы, – сказал Джусти. – Но должен признаться, дорогой Сильвестро, вы слишком недоверчивы. Не многого бы мы добились, окажись остальные кандидаты такими же, как вы.

Однако вопреки логике в голосе его прозвучало восхищение.

– Поймите, не так-то просто принять решение, я хочу четко уяснить себе положение дел на Земле, – ответил Сильвестро. – Не обессудьте, но меня интересует дальнейшая судьба и этого человека.

И он показал на фотографию другого читателя библиотеки.

– Что ж, посмотрим, – сказал Джусти. – Вот он два года спустя.

Уже знакомый по фотографии мужчина, сидя в удобном кресле, читал какую-то книгу.

– Он же четыре, простите, пять лет спустя.

Внешне мало изменившийся мужчина за обеденным столом. Напротив него – молодая женщина, рядом с ней – малыш с чайной ложкой в руке.

– Приятная семья, не правда ли? – с удовольствием заметил Джусти. – Посмотрим на главу семейства семь лет спустя.

Но, очевидно, произошла какая-то неувязка, и перед Сильвестре один за другим замелькали кадры из жизни интересующего его человека.

Вот, одетый в военную форму, он прощается с плачущей женой и садится в военный транспортный самолет.

Белые купола раскрывающихся парашютов…

Герой, сжимая в руке автомат, приземляется и укрывается в засаде за огромным камнем.

Вот он лежит, и из груди его сочится темно-красная кровь.

Маленький холмик, и на нем грубый деревянный крест…

– Но ведь это… война? – помолчав, спросил Сильвестро.

Растерянный Джустя не нашелся, что ответить. На выручку ему поспешил прийти синьор Ростаньо.

– Да, это война. Но мне хотелось бы предостеречь вас от скоропалительных выводов. Прежде всего, отнюдь не доказано, что война неминуема и что ни одна страна не в состоянии ее избежать. За последние двадцать пять лет произошло всего несколько мелких локальных войн. Поэтому кадры, которые вы видели, имеют, если можно так выразиться, ретроспективное значение. Я бы даже сказал, что сейчас начался второй золотой век. К тому же война не всем приносит зло. Многие наши клиенты не только не пострадали в последней войне, но и изрядно заработали на ней.

Джусти закашлялся. Но синьор Ростаньо не понял намека.

– …и стали знаменитыми, уважаемыми людьми.

– Словом, – вмешался Джусти, – не следует воспринимать войну как непоправимую трагедию. Каких-то пятьдесят миллионов погибших из многомиллиардного населения Земли… Поймите, в жизни есть лицевая и оборотная стороны, в ней слились воедино победы и поражения, радости и неудачи.

Здесь, на вашей планете, все события приобретают космические масштабы. Но на Земле вы станете личностью, индивидуумом, который живет только своим умом. Вы будете единственным в своем роде, не похожим на других.

Мне трудно судить, у кого больше прав – у рожденного или нерожденного. Но я по собственному опыту знаю, что тот, кто получил в дар жизнь, не в состоянии от нее отказаться. За редчайшими исключениями, все, кто рожден, цепляются за жизнь с упорством, поражающим даже нас, призванных ее рекламировать. Это ли не лучший довод в пользу жизни?! Смотрите!

И Джусти показал Сильвестро фотографию измученного, оборванного мужчины, который киркой пробивал себе путь в обвалившемся забое.

– Этот человек был ранен, обвал отрезал его от внешнего мира. Он ослаб от голода, жажды, пребывания в кромешной тьме. Он мог бы спокойно принять смерть, для него она была бы всего лишь переходом из одной тьмы в другую. Он даже не знал, где спасительный выход. Но он рыл и рыл, двенадцать дней подряд, пока не выбрался на поверхность…

А теперь я хочу привести вам другой, менее драматический, но более распространенный пример.