e10caee0b606418ade466ebb30b86cf4

ему «хочется вывести на чистую воду прогрессивных критиков, то ему не стоит стараться. Волынский и Айхенвальд уже давно это сделали». Отвечая ей, Александр Яковлевич, напротив, решительно настаивает на том, что «при талантливом подходе к данному предмету, сарказм априори исключается, он ни

при чём».2

Писатель Сирин не мог, по крайней мере, не догадываться, что не только

в кругах поэтов и критиков «парижской ноты», но и в целом, большая часть

разночинного происхождения интеллигенции, революции не принявшая и оказавшаяся в эмиграции, тем не менее, к Чернышевскому продолжала относиться с пиететом. И всё же Годунов-Чердынцев настаивает на своём: «Понимаешь, – объяснял он Зине, – я хочу всё это держать как бы на самом краю пародии… А чтобы с другого края была пропасть серьёзного, и вот пробираться по

узкому хребту между своей правдой и карикатурой на неё».3 Знакомясь с нужным ему материалом, Фёдор действительно заново «выводит на чистую воду»

представителей так называемой «прогрессивной критики», за пятьдесят лет

существования которой, «от Белинского до Михайловского, не было ни одного

властителя дум, который не поиздевался бы над поэзией Фета».4

Приведённое Долининым мнение Белинского о Фете (выраженное, правда, не в печати, а в частном письме): «…хорошо, но как же не стыдно тратить

времени и чернил на такие вздоры?»5 – идентично вердикту Мортуса, назвавшего стихи Кончеева «отвлечённо-певучими пьесками». Преемственность

3 Набоков В. Дар. С. 356.

1 Набоков В. Дар. С. 356. Речь идёт о примечаниях Чернышевского к частично переведённому им труду английского философа и экономиста Дж. Милля, опубликованных в

«Современнике» и считающихся главным его вкладом в область политической экономии. См.: Долинин А. Комментарий… С. 269.

2 Набоков В. Дар. С. 356-357.

3 Там же. С. 358.

4 Там же.

5 Долинин А. Комментарий… С. 271-272.

397

здесь явная, и обнаружена она Фёдором уже на начальном этапе его работы. В

доказательство он приводит примеры и других «перлов» «симпатичного неуча» Белинского и, казалось бы, такого образованного человека, как Н.К. Ми-хайловский (публициста, социолога, литературного критика, идеолога народ-ничества), также, наряду с прочими «властителями дум» – Добролюбовым, Чернышевским, Писаревым, – позволявшего себе писать о Фете в издеватель-ском тоне.6

«Отсюда, – продолжает Фёдор, – был прямой переход к современному

боевому лексикону, к стилю Стеклова (“…разночинец, ютившийся в порах

русской жизни … тараном своей мысли клеймил рутинные взгляды”), к слогу

Ленина…».1 То есть следующий этап, уже собственно марксистской апологе-тики Чернышевского, унаследовал и канонизировал подход своих предшественников, ужесточая его и расширяя сферу его применения. «Русская проза, какие преступления совершаются во имя твоё!» – в отчаянии восклицает повествователь. Отслеживая истоки этих тенденций, Фёдор находит их признаки

в рецензиях критика Н.А. Полевого на «Ревизор» и «Мертвые души» Гоголя

(приводя подтверждающую это наблюдение цитату: «Лица – уродливые гро-тески, характеры – китайские тени, происшествия – несбыточны и нелепы»), что нашло продолжение в сходном, нарочито пренебрежительном тоне ведущих критиков либерально-народнического направления А.М. Скабичевского и

Михайловского по отношению к «г-ну» Чехову.2

Читая Помяловского, Некрасова, Герцена, Фёдор замечает тончайшие, свойственные каждому из них, оттенки смысла и стиля, – ляпсусов при этом, даже самомалейших, никому не прощая, – но, спохватившись, одёргивает себя:

«Такой метод оценки, доведённый до крайности, был бы ещё глупее, чем подход к писателям и критикам как к выразителям общих мыслей».3 Предпочтительнее, полагает Фёдор, «легко применимый критерий», определяющий гар-моническое соотношение между формой и содержанием: с одной стороны, избегающий мелочной придирчивости к требованиям формы, – с другой же, са-мо собой предполагающий, что отражение «общих мыслей» не может быть

содержанием произведения настоящего творца.

В этом последнем отношении герой Набокова (так же, как и он сам) не

хотел понять и принять то обстоятельство, что «разночинная» литература, по

естественному её предназначению, не могла не быть прежде всего озабоченной проблемами социальными, а именно, теми «общими мыслями», которые

касались глубоких и крайне болезненных процессов, одолевавших российское

6 Там же. С. 272.

1 Там же. С. 359.

2 Там же; см. также: Долинин А. Комментарий… С. 274-275.

3 Набоков В. Дар. С. 360.

398

общество середины и второй половины 19-го века. Воображая некую несуще-ствующую, условно-абстрактную «русскую мысль» (то есть, в сущности, греша тем же понятием «общей мысли» – в данном случае, применительно к

«русской мысли») как прискорбную жертву, «вечную данницу той или иной