Eden (ЛП)

Заклятие вновь отпускает. Я жду в забытьи.

Но боль не возвращается. Я постепенно прихожу в себя, темнота отступает.

Открываю глаза, но ничего не вижу. Приподнимаюсь, опираясь на локти, желудок крутит так, словно там идет атомная война. Я приподнимаюсь еще выше, и меня выворачивает наизнанку.

Дрожь сотрясает меня, пока я смотрю на лужу собственной рвоты. Как во мне могло оказаться так много, если в последние дни я очень мало ела? Лужица достигла моих рук, а кусочки еды застряли в волосах.

Но ни один из них даже не пикнул от отвращения, как я ожидала. Люциус просто направил свою палочку на лужу — и все исчезло.

Вполне вероятно, что он уже делал это раньше.

Я поднимаю взгляд на его лицо, больше всего на свете желая увидеть в его глазах хоть каплю сочувствия.

Но, нет. Пустота. Пустые серые глаза.

— Так ты будешь говорить? — спрашивает он.

Я хочу. Господи, помоги мне, но я хочу все им рассказать.

Но не могу!

Я молчу, из последних сил борясь с инстинктом самосохранения. Лишь бы не сказать им ничего.

Я плотнее сжимаю губы. Молчать, молчать, молчать!

Он пристально смотрит на меня тяжелым взглядом.

— Говори, сучка! — кричит Беллатрикс. Я слегка поворачиваю голову и вижу, что Долохов буквально держит ее.

Вновь поворачиваюсь к Люциусу.

— Только не говори мне, что хочешь еще раз испытать боль, грязнокровка, — очень тихо потягивает он. — Мы не отступим, пока не узнаем все, что нам нужно. Ты прекрасно это знаешь. Какой смысл и дальше упрямиться?

Сделай это, скажи им!

Ни за что!

Некоторое время Люциус смотрит на меня выжидающе, а потом направляет на меня свою палочку.

— Круцио!

Ужасающей силы волна боли пронизывает мое тело, как будто я лежу на битом стекле, впивающемся в мое истерзанное тело; и оно проникает до самых костей, оставляя на коже глубокие порезы, заставляя меня истекать кровью. Боже милостивый, я больше не могу!

— НЕТ! — стоит мне закричать, как боль уходит.

Я смотрю на Люциуса, на его лице ни единой эмоции, будто маска. И я знаю, что это значит. Я не смогу и дальше терпеть пытки. Просто не вынесу. Я достигла предела своих возможностей.

— Скажи мне.

Он произносит это без тени сомнений относительно моего решения. Он прекрасно знает, что выиграл. Снова.

— Он собирается в Нору, — шепчу я, а по щеке катится слеза, — дом Рона. Он гостит у Уизли.

Я больше не могу говорить. Слезы душат меня, я ничего не вижу. Но все это уже неважно. Дело сделано. Я предала Гарри.

Трусиха.

ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!

Долохов подходит к пергаменту.

— Она говорит правду.

Я охватываю голову руками и начинаю раскачиваться вперед-назад, больше всего на свете желая абстрагироваться от всего вокруг. Хочу, чтобы все исчезло.

— Прекрати хныкать, — протягивает Люциус. — Теперь все закончилось, не так ли?

Я хочу умереть.

Беллатрикс издает короткий триумфальный смешок.

Я пытаюсь подняться, но падаю на четвереньки, стоит только встать на ноги.

Почему я не смогла быть сильной? Почему не смогла перенести все пытки?

Они могли бы убить тебя, Гермиона.

Плевать! Я должна была позволить им сделать это!

Трусиха. Слабая, безвольная, жалкая…

Голова раскалывается от боли.

Я хочу домой. Хочу к своей семье, в свою кровать, и чтобы события последних часов-дней забылись, как страшный сон.

Хочу очнуться от этого кошмара.

Я слышу голос Люциуса.

— Мы должны сейчас же доложить об этом Темному Лорду, — он обращается к Беллатрикс и Долохову. — Если он будет действовать стремительно, то сможет схватить Поттера в доме Уизли.

Они не знают, где находится Нора. Это хорошо. Они не смогут найти их…

Я без сил падаю на пол.

— Отличная работа, грязнокровка, — смеется Люциус.

Но я уже вижу перед собой спасительный мрак забытья. Теперь вокруг меня лишь тишина и темнота.

Глава 5. Жестокая надежда

Глаза, как зеркало души, и голос твой — потусторонний.

Ты не храбрец, и ты совсем один,

Словно служивый пес, чей господин,

Связав его, не отпускает прочь.

И так всегда; молитвами тут не помочь. Анна Секстон, Ангелы любви (перевод — kama155)

Жаркое солнце, безоблачное небо… лето. Лужайка возле Хогвартса заполнена отдыхающими студентами. Иду медленно, будто плыву в воздухе, меня никто не видит, а даже если бы и видели, то вряд ли бы узнали, потому что эти лица мне не знакомы. Хотя, нет, кажется, я узнаю кое-кого — я вижу Джинни у озера.