Она спокойно стояла, опустив руки и чуть приоткрыв рот, стояла и не двигалась. Аккуратные косички, очки в розовой оправе и очень большие светлые глаза.
– Хочешь чашечку какао? – сказала я единственное, что пришло в голову.
Она кивнула, все так же бесстрастно.
– Тогда заходи. Я как раз пью чай.
Дверь я оставила открытой настежь, чтоб никто не мог сказать, будто я похитила ребенка.
– Я предпочла бы тоже чаю, если вас не затруднит, – попросила Палома.
– Пожалуйста. – Я слегка удивилась и подумала: все одно к одному – судья человеческого рода, изысканные выражения, любит чай.
Палома села на стул и, пока я наливала ей жасминовый чай, болтала ногами и пристально глядела на меня. Я придвинула ей чашку и тоже села за стол.
– Сестра считает меня идиоткой, вот и приходится выполнять такие поручения, – сказала девочка, со вкусом, как настоящий ценитель, отхлебнув большой глоток чаю. – Сама она по вечерам в компании приятелей пьет, курит и разговаривает на сленге подростков из предместья, потому что уверена, что никому и в голову не придет усомниться в ее интеллекте.
Что ж, очень в духе моды а‑ля бомж.
– А поскольку она не только дрянь, но еще и трусиха, то прислала меня. – Палома все так же не сводила с меня своих больших ясных глаз.
– Что ж, это дало нам возможность познакомиться поближе, – вежливо сказала я.
– А можно я приду еще? – спросила она, и в ее голосе мне послышалось что-то жалобное.
– Конечно, – ответила я, – приходи, когда захочешь. Правда, боюсь, тебе будет скучно. Тут у меня нет никаких развлечений.
– Да мне как раз и нужно посидеть спокойно! – воскликнула она.
– А дома, в своей комнате, ты не можешь посидеть спокойно?
– Нет. Когда все знают, где я, спокойно посидеть нельзя. Раньше я пряталась. Но теперь все мои укрытия известны.
– Сюда ведь тоже постоянно кто-то заходит. Я не уверена, что тебе тут будет спокойно думаться.
– Я могла бы устроиться вон там. – Она показала на кресло перед включенным на минимальный звук телевизором. – Люди приходят к вам, мне они не будут мешать.
– Что ж, я согласна, – сказала я. – Но надо спросить разрешения у твоей мамы.
В открытую дверь заглянула Мануэла – она заступает на работу в половине девятого – и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, как вдруг увидела сидящую перед чашкой чая девочку.
– Заходите, – сказала я. – Мы с Паломой решили перекусить и поболтать.
Мануэла подняла бровь. По-португальски это должно означать: что она тут делает? Я легонько пожала плечами. Мануэла озадаченно поджала губы, но, изнывая от нетерпения, все же спросила:
– Ну как?
– Вы можете зайти попозже? – спросила я и весело улыбнулась.
– Ну-ну! – понимающе кивнула Мануэла, увидев эту улыбку. – Ладно, зайду потом, как обычно. – Она опять взглянула на Палому и прибавила: – Попозже. – И вежливо простилась: – До свидания, мадемуазель.
– До свидания, – ответила Палома и первый раз за все время улыбнулась, какой-то вялой, похожей на гримаску улыбкой, от которой у меня защемило сердце.
– Тебе пора домой, – сказала я. – А то родители будут беспокоиться.
Она встала, нехотя пошла к двери и прежде, чем выйти, сказала:
– Несомненно, вы очень умная. – И, не дождавшись ответа (я онемела от изумления), заключила: – Вы нашли отличное укрытие.
2. Невидимое
Депеша, которую курьер принес для Ее Хамского Величества Коломбы, была открыта.
Конверт и не думали заклеивать, даже белую защитную полоску с клапана не сняли. Раззявленный, как старый драный ботинок, он оставлял на виду скрепленную спиралью рукопись.
Почему отправитель не потрудился запечатать пакет? По моему разумению, причиной послужила не столько вера в порядочность курьеров и консьержек, сколько уверенность в том, что содержимое их не заинтересует.
Первый раз в жизни, клянусь всеми богами и покорнейше прошу принять во внимание обстоятельства (бессонная ночь, летний дождь, Палома и т. д.), я сделала такое. Осторожно достала из конверта рукопись.
Коломба Жосс. «Аргумент potentia dei absoluta». Дипломная работа. Научный руководитель – профессор Мариан. Университет Париж I – Сорбонна.
К обложке прикреплена записка: