Они не понимают. Жизнь не так проста и сказочна, как представляется им здесь — за стенами Кремля, где варят ароматный кофе, повсюду электричество, тепло и свет, газовые конфорки и горячая еда. Я не ел ничего горячего, не считая супы быстрого приготовления на разведанном костре, уже очень давно. Там, на улице, люди голодают и сходят с ума от страха и холода, я видел сотню тощих лиц, обезумевших от недоедания и болезней, я видел детей, у которых просматриваются рёбра, сквозь тонкую бледную кожу, а их глаза впали. Я помню морозные зимние дни, когда было так холодно, что даже животные не высовывались из своих укрытий, мы не ели неделями, за исключением одной консервной банки на пятерых раз в три дня, а воду нам давали сосульки и снег. Я помню этот ужас, когда Август заболел и температурил несколько дней, как бредил и плакал, не приходя в себя. Мы все думали, что он умрет. Даже Вадим не отрицал. Но мы не сдавались: сдаться, значит проиграть, а я не собирался проигрывать. Никто не собирался. Знаете, что самое страшное за стеной? Это не безумные, поджидающие тебя за углом, это не холод и не голод. Самое страшное — это ожидание. Ждать того, что неизбежно схватит тебя за пятки и утянет за собой в глубину кровавых фантазий больного маньяка убийцы. Все мы знали, все ждали того момента, когда закончится еда, когда холод станет выносимым и дрожащие руки непроизвольно потянутся к пистолету. Вот, что такое ожидание.
Августу стало лучше на пятый день. Поначалу, ночью он перестал стонать. Впервые за несколько дней в комнате 5×5 воцарилась тишина, она принесла с собой страх — мы подумали, что это конец и Август умер. Никто не решался к нему подойти, он не шевелился и в темноте было непонятно — дышит ли он вообще. Я помню испуганный взгляд Вадима и то, как в ту ночь мы все смотрели в одну точку и слушали стук собственных сердец.
Утро преподнесло нам сюрприз — Август сумел приподняться и попросил воды. А спустя ещё несколько дней тот полностью окреп и вернулся к жизни прежним человеком, каким мы уже и не мечтали его увидеть.
Вадим сиял, он будто сам стал в десять раз живее. Но я был счастливее всех, мы не потеряли Августа. Мы вместе. Мы всегда будем вместе и обязательно переживём весь апокалипсис. Мы больше никого не потеряем.
Я соврал, я ошибся. Мы потеряли их обоих, братья погибли, а я ничего не смог сделать.
Конечно же, я знал. Тэмпл рассказал мне все ещё до собрания, потому, я не выражал лишних эмоций, когда объявили столь необычную новость и взгляд Саши упал на меня. Он промолчал. Он единственный, кто молчал в этой бурной суматохе, какофонии звуков и голосов, смешавшихся между собой.
Президент представил нас с Тэмплом в виде мессии — мы должны были повести народ за собой, но не на смерть — а на Божью битву, как выразились представители Кремлевской Церкви.
«Коли укусили тебя или оставили отметину безумия на теле твоём — подними очи вверх и помолись, после чего распрощайся с жизнью, Бог простит тебя за самоубийство, ведь только выжившим откроются райские врата!» — Отрывок из новой Библии эры Безумия.
Клянусь, наверное, это правильно, меньше безумных — меньше проблем. Но каким сильным должен быть человек, чтобы наложить на себя руки?
Блестящие лампочки в роскошных люстрах спускали свет на огромный стол. Саша выбежал из зала, а я не стал его догонять. Я знал куда он пойдёт — к Артёму. Ему нужна была его поддержка, нужно было знать, что он не один. Мне было не по себе, я пытался представить, как расскажу об этом Ване, расскажу о том, что снова бросаю его. Он, конечно же, не прольёт не слезинки, он сильный, как я, как мой сын. Время неумолимо двигалось вперёд, я чувствовал на себе взгляды солдат, когда проходил по коридору, ко мне подходили некоторые и записывались добровольцами. Они так юны и наивны, они не понимают. Они не осознают, что записываются в список смертников. Юные камикадзе. Кого точно не будет в нем, так это Артёма, Саши и Даши. Гори огнём, но я не позволю им покинуть Кремль. Ребята наглотались дерьма по горло и заслужили жить. Тэмпл бросает на меня взгляд и непроизвольно морщится. Ему эта идея претит так же, как и мне, я не одинок, я знаю. Трусость Президента была нашим злейшим врагом, тот даже не покинул свои покои, чтобы прийти на собрание и огласить свое решение.
Красота ночного неба завораживает меня и сгибает пополам. Ваня стоит рядом и мы оба пялимся в окно, смотря на тысячи ярких звёзд. День пролетел, словно его и не было. Таких дней осталось два, третий — я не переживу.
Глава 13. Август
Бог превращал воду в вино, Безумные превращают живых в мертвых.