Эпилог (СИ)

Тёма заливает в бензобак содержимое последней канистры. Мы загружаемся в машину и едем дальше, вернее, ползем вверх и ввысь — медленно, но неуклонно. От паров бензина, просочившихся в салон, меня начинает подташнивать, и я высовываю голову из окна.

— А что делают на Магнитной? — интересуется Егор.

— Варят железо, льют и куют, — отвечает Тёма. — Все изделия из металла, что есть на побережье, изготовлены на Магнитной, за редким исключением.

— Неужто и гвозди? — хмыкает муж.

— И гвозди. На побережье есть традиция. Когда рождается ребенок, ему дарят ложку, вилку и нож. Здесь металл высоко ценится. Еще в Магнитной раздолье для каменотесов.

— А Родниковое и Русалочий? — влезаю я.

— В Русалочьем много гончаров и ткачей, а в Родниковом — плотников и столяров. Еще там разводят овец и варят соль.

Дюже впечатляет. Профессии разные нужны, профессии разные важны. Слушаю Тёму и поражаюсь дальновидности самого старшего Мелёшина, рекомендовавшего изучить соответствующую литературу. Интересно, как там Кот? Не скучает ли по нам?

— Считай, в каждом округе проживает три тысячи человек, а то и больше, — продолжает Тёма ликбез. — И все хотят есть, пить и не мерзнуть. В общем, жить хотят, — говорит с усмешкой.

Перед Магнитной дорога становится оживленнее. Попадаются велосипедисты и те, кто едет верхом, в седле. Тёма жмет на клаксон, приветствуя знакомых.

Магнитная обустроилась в равнине меж гор, образовавших глубокую чашу. Мы подъезжаем вечером, после семи, когда солнце спряталось за макушкой горы. Надо же, "Каппа" больше половины суток в пути. Машина съезжает с взгорка. Отсюда видны дымки, поднимающиеся над Магнитной. Для уставших работяг топят бани.

— Придется проехать через центр, — предупреждает Тёма.

Я цепляюсь за Егора, а сердце колотится часто-часто. Здесь живет моя мама!

В Магнитной много каменных домов, но попадаются и деревянные. Как и в Березянке, тут держат скотину — коз, коров. Местные едут или идут — непонятно, кто и куда. "Каппу" провожают взглядами. Ну да, автотранспорт — редкость на побережье.

Здесь тоже есть центральная площадь и двухэтажное здание, отмеченное зелёно-оранжевым национальным флагом. Это Совет. Возле крыльца стоят два внедорожника на мощных колесах, но водителей и пассажиров поблизости нет.

Выискиваю среди зданий школу и не нахожу. "Каппа" едет дальше. По правую сторону такое же глухое здание, как и в Березянке. Теперь я знаю, что это запасник. Здесь складируют и хранят всё, что привозят в Магнитную со стороны и изготавливают для отправки в другие округа.

Едем дальше, и я верчу головой по сторонам. Магнитная заканчивается, и накатанная дорога становится плоше. "Каппа" продолжает путь, чтобы через десять минут добраться до поселения гораздо меньшего, чем центр округа. И снова мотор урчит, а машина провозит мимо. Кажется, мы вот-вот остановимся… Возле этого дома или рядом с соседним… Или около следующей избы?… Но Тёма везет дальше. Позади остался последний дом, и снова по обе стороны дороги — ели, сосны и кустарник. Путь заметно хуже: зарос травой и в колдобинах. Наконец, машина не выдерживает многочасового насилия, и мотор глохнет, рявкнув. Приехали.

— Проклятье! — бьет Тёма по рулю. — Ну, давай же, заводись…

Неподалеку видны двухскатные крыши… Реденький забор… Горы, зажимающие с двух сторон небольшое селение. Рядом с природными исполинами домики кажутся букашками, а люди — и того меньше.

Тема выходит из автомобиля и поднимает капот. Оттуда валит дым.

— Фу-у, — отмахивается парень, разгоняя серые клубы.

Егор тоже выбирается и заглядывает во внутренности машины.

Я вылезаю и нетерпеливо переминаюсь:

— Долго еще ехать?

— Почти на месте, — отвечает Тёма. — Вот собака ливерная! Приспичило же накрыться медным тазом в двух шагах.

Оглядываюсь. Мне чудится одинокая фигура на окраине. Щурюсь, всматриваясь. Черт, без линз зрение совсем никудышное.

Делаю шаг, второй. Нет, это не я иду. Меня ведут ноги.

Верю и не верю. Замираю, а стук сердца отдается барабанами в висках.

Иду, а может, бегу. Запинаюсь, но не падаю. И снова бегу.

— Эва! — окликает муж.

Разве ж я слышу? Я тороплюсь вперед, туда, где меня ждут. Где меня ждали долгих двадцать лет.

Останавливаюсь в нерешительности. Нет, сердце не может обознаться. Оно гонит вперед. К той, что стоит у обочины, судорожно теребя ворот кофты. К той, кто глотает рыдания, закрыв рот дрожащей рукой. И правда, к чему плакать? Если только от радости.

И мои щеки мокры от слез.

Еще полшага… Секунды, превратившиеся в вечность.

Подхожу совсем близко, и смелость испаряется.

Я в одном шаге. Я — её отражение. Я — мамина дочка…

И падаю, падаю в любящие объятия.

Я нашла свой дом. Он в моем сердце.

— Эвочка… Эвочка… — шепчут мне, плача, и целуют — в щеки, в глаза, в лоб, в нос. Потому что нет сил, чтобы говорить. Потому что голос истаял от слез и безнадежного ожидания. — Доченька моя… Эвочка…

И я обнимаю. Прижимаюсь крепко-крепко. И тоже плачу.

Моя мама.

Я нашла тебя. Я смогла. Сумела. Добралась.

45