Эра Меркурия. Евреи в современном мире

То было чудесное превращение советского и сионистского образца – с обретением аполлонийского языка, аполлонийского тела и, быть может, аполлонийской лучшей половины (так было у Шведа-Левова, но не у обитателей Палестины, где всем евреям суждено было стать просвещенными аполлонийцами, а всем нееврейским аполлонийцам суждено было остаться непросвещенными). Меркурианская голова была прочно приделана к атлетическому туловищу, пригородному ландшафту и главным социальным и политическим институтам страны. Комикс о Супермене был создан в 1934 году в Кливленде двумя еврейскими школьниками[465].

Американские еврейские интеллектуалы перестали быть бунтарями-изгнанниками и переквалифицировались в профессоров на твердом окладе. Подвижническая интеллигенция в русском стиле превратилась в когорту формально обученных интеллектуалов (“буржуазных специалистов”), организованных в профессиональные корпорации. К 1969 году на долю евреев (менее 3 % населения) приходилось 27 % преподавателей юридических факультетов, 23 % – медицинских и 22 % профессоров биохимии. В семнадцати наиболее престижных американских университетах евреи составляли 36 % профессоров права, 34 % социологов, 28 % экономистов, 26 % физиков, 24 % политологов, 22 % историков, 20 % философов и 20 % математиков. В 1949 году в Йельском колледже был один профессор-еврей; в 1970-м евреями были 18 % профессоров колледжа. Соединенные Штаты начали догонять Советский Союз по части еврейских достижений в то же самое время, когда Кремль решил положить конец еврейским достижениям в Советском Союзе. За два десятилетия обе страны добились серьезных успехов[466].

Переместившись в высшие слои американского общества, евреи приняли американскую официальную веру. В 1940-х и 1950-х годах либерализм сменил марксизм в качестве ортодоксии еврейских интеллектуалов (с “Либеральным воображением” Лайонела Триллинга в роли раннего манифеста). Подобно своим собратьям в Палестине и предвоенном СССР, американские евреи 1940-х и 1950-х годов с готовностью восприняли основополагающие принципы своей новой родины (все чаще называемые “иудеохристианскими”). Но в чем состояли эти принципы? Государственный либерализм, отделенный от христианства и племенного национализма, был полуверой: набором правовых норм, метафизических аксиом и отцов-основателей, наделенных трансцендентным смыслом, но слабо связанных с требованиями кровного родства и личного бессмертия. В той (довольно ограниченной) мере, в какой послевоенное американское государство было действительно отделено от христианства и племенного национализма, оно разработало новую концепцию своего предназначения и всеобщего благополучия. Оно стало терапевтическим и в значительной степени (подсознательно) фрейдистским[467].

Все современные государства развили в себе способность “попечения”, которая раньше ассоциировалась с семьей, церковью и врачом. В Соединенных Штатах организационные и интеллектуальные основы нового режима были заложены туземными реформаторами-“прогрессистами” (включая пропагандистов “профессионального консультирования” и “умственной гигиены”), но большинством базовых терминов и понятий новая идеология обязана фрейдизму. Доставив фрейдизм в Америку и усвоив его – на краткое время – как религию спасения, дети Тевье сделались американцами, сделав Америку более терапевтической. Как пишет Эндрю Р. Хайнце, “с помощью языка современной психологии евреи выписали американскому среднему классу моральный рецепт, который должен был породить общественный порядок, одновременно «хороший для евреев» и потенциально полезный для всех чужаков, желавших интегрироваться в американское общество”. Перефразируя Марка Шехнера, можно сказать, что превращение евреев в американцев требовало превращения революционеров в пациентов[468].

Фрейдизм был доктриной, рожденной еврейской революцией XIX столетия. Он имел те же семейные корни, что и марксизм, разделял его одержимость отцеубийством и воспроизвел (в миниатюрном масштабе) его организационную структуру. При этом спасение, обещанное фрейдизмом, было индивидуальным, временным и зависящим от приобретенной на рынке профессиональной компетенции. Фрейдизм стремился стать религией капитализма в той же мере, в какой марксизм стремился стать религией социализма: он предложил научное обоснование либеральной концепции одинокого и неисправимого человека, применил принципы политического либерализма к тайнам человеческой души и приспособил американскую Декларацию независимости к поиску личного искупления. Достижение индивидуального счастья – как и функционирование либерального государства – полагалось на управляемое несовершенство: наложения хрупких сдержек и противовесов на неискоренимые внутренние противоречия.