Подходя к гостинице, она заметила неподалеку унылую толпу своих соседей: они прогуливались по улице, а внутри все еще шла перестановка.
Лешка, порядком уставший от работы, рассказал:
— Полиция ушла недавно, мадам Бетина сумела втереть им очки, в очередной раз убедила, что это настоящая гостиница. Ну и баба эта Бетина! Хоть и миллионерша, но не гнушается никакой работой. Мы с ней и комендантом втроем вытащили лишние кровати во двор, навели порядок, всё проветрили. А теперь перетаскиваем кровати обратно. И будет у нас опять «гадюшник».
Вскоре комендант открыл двери и крикнул:
— Мадам Бетина разрешает всем вернуться.
Голодные беженцы толпой кинулись по комнатам варить своих кур, и в коридор снова вернулась вонь. А Бетина, в рабочем халате с засученными рукавами, подошла к Лиле:
— Ваш сын молодец — трудолюбивый мальчик. Так — так. Я вижу, вы женщина интеллигентная, с вами можно разговаривать, не то что с остальными. Знаете, смотрю я на ваших евреев и удивляюсь. Все они жалуются, что им плохо жилось в Советском Союзе. А посмотреть на женщин — все такие толстые. Если им было так плохо, как им удалось наесть такие задницы? Все упитанные, а только выйдут из автобуса у порога гостиницы, сразу спрашивают: «Где тут поесть можно?» Им на диету надо, а не обжираться. Так — так. И все хорошо одеты, безвкусно, но добротно. Интересно, это от плохой жизни, что ли? А какие вещи умудряются некоторые привозить с собой! И картины, и иконы старые, и драгоценности. У меня самой таких вещей нет. И все хотят за них очень дорого, а я не могу позволить себе покупать так дорого. Так-то. Все жалуются, что им жилось плохо. А откуда у них все это? Я сама еврейка, из Польши, в бедности я пожила и понимаю разницу между той жизнью, которую сама оставила когда-то, и той, что живу теперь.
Лиля слушала ее и думала: «Некоторая наблюдательность у тебя есть, но сама ты являешься опровержением всему тобой сказанному — добилась богатой жизни, стала кровопийцей. Вот за целый день утомительной работы заплатила Лешке всего десять долларов. Хвалила его, а не захотела прибавить. Ну что ж, все-таки это его первый заработок. Пусть приучается зарабатывать деньги и знает, как это нелегко».
По вечерам в гостинице шла бойкая торговля вещами, которые вывозили из России по разрешению, — водкой и шампанским, икрой, дешевыми часами и фотоаппаратами, хрусталем, посудой, сувенирами. В коридорах один за другим появлялись перекупщики, говорили они на ломаном русском. Люди выносили из комнат вещи, перекупщики мельком осматривали стандартный набор и предлагали низкие цены. Но эмигрантов провести было трудно, они заранее знали, какой эквивалент можно получить за товар, и умели упорно торговаться.
Стоя с полотенцами через плечо в очереди в туалет, Лиля с Лешкой слушали приглушенные жаркие переговоры:
— Али вам денег не нуждаться, а? — спрашивал перекупщик.
— Ого, мне деньги еще как нужны! Но за мой товар мне нужны настоящие деньги.
— Я давать хороший деньги.
— Вы смеетесь — сто шиллингов за такой первоклассный товар?
— Я товар знать, ему столько не стоить. Сколько вам хотеть?
— Триста шиллингов. Или я продам другому.
— Дам одна сто пятьдесят.
— Э, да я с вами только зря время трачу. Двести пятьдесят и покончим с этим.
— Вы не хотеть деньги?
— Ой, он меня с ума сведет! Я сказал — двести пятьдесят. Ну, двести двадцать пять.
— Пожалуйста, можете продавать другому. Одна сто семьдесят пять.
— Слушайте, хотите по — деловому? Двести шиллингов.
— Вы меня хотеть разорять.
— Нет, это вы меня хотите ограбить.
— Одна сто и восемьдесят пять.
Очевидно, на том и порешили, диалог прекратился, возбужденный жилец прошел мимо Лили, на ходу бросил, ища сочувствия:
— Жулик! Все тут жулики. В России все были дураки, а здесь все жулики.
Лиля тоже привезла кое-что на продажу — фотоаппарат и ручные часы. Но вступать в сделку с перекупщиками не хотела. Лешка предложил:
— Мам, можно я попробую продать?
— Только не изводи себя спором с перекупщиком, чтобы он не думал, что ты жулик.
— А мне плевать, что он подумает, торговаться так торговаться.
Он сумел продать вещи за приличную сумму и с гордостью принес деньги:
— Хотел меня облапошить, но я выбил у него настоящую цену.
Лиля видела, как сын взрослеет и становится деловым мужчиной.
Когда дневные дела заканчивались, Лешка садился писать письмо своей Ирке, делился восторгом от встречи с Западом и, конечно, тем, как скучает по ней. Он вздыхал, шевелил губами и недовольно посматривал на мать. Лиля, чтобы не смущать его, выходила в коридор. Там собирались и болтали о разном соседи, делились жалобами и впечатлениями, рассказывали истории своей жизни. Шок от отвратительных условий в «гадюшнике» не проходил, все жаловались, спорили, при этом многие разговаривали с подозрением. Не в состоянии отделаться от прежних страхов, люди подозревали, что кто-нибудь из них может оказаться завербованным агентом русского КГБ.