Ева прибилась к ораве ребятишек, которые испуганно сгрудились возле крыльца, и наблюдала во все глаза за приготовлениями великана, стараясь запомнить как можно больше, чтобы, если понадобится, потом пересказать цирюльнику. Женщина вдруг побагровела лицом, от низа живота её шёл такой жар, что великан, склонившись было над роженицей, отстранился.
— Нужен кусок железа, — сказал он, нервно потирая руки. Поднял глаза: — Принесите кусок железа, такой большой, какой только сможете найти, а ещё деревянную ложку, только без заноз, такую, чтобы… — он окинул взглядом испуганных детей, хватающего ртом воздух одноглазого паренька, мужчину, который не сдвинулся с места, а только смотрел, положив одну руку на другую. — А, наверное, лучше я поищу сам.
Он вскочил и прошёл через настежь раскрытую дверь в дом. Ева последовала за ним, затылком чувствуя, что глаза-угольки жалят их в спины.
Внутри бродил обычный для человеческого обиталища затхлый запах: среди прочего девочка разобрала полынь, какую-то безымянную травку, которая растёт везде, где есть немного тени, и помогает против лихорадки; кроме того, пахло речной рыбой, повсюду светилась в солнечных лучах её чешуя. К обмазанным глиной стенам прислонены орудия для ухода за скотом — видно, в примыкающий к дому сарай они не уместились — в стороне сложены козьи шкуры, подготовленные то ли к продаже, то ли для какого-то дела. Эдгар уже гремел чем-то на кухне, совмещённой, как оказалось, с комнатой, и когда девочка вошла, тут же вручил ей деревянную лопатку, тёмную от долгого использования и отполированную многочисленными касаниями.
— Это подойдёт, — сказал он.
За кусок железа сгодился бы топор — вряд ли они найдут что-то больше — но Эдгар не торопился уходить. Он оглядывался, как будто что-то ища, и лицо его с каждой секундой темнело всё больше.
— Ты видишь распятие? — спросил он.
— Нет, ни одного… — сказала Ева, а потом внимание её привлекло нечто необычное: — а это что?
Посреди дома, разделяя жилое помещение и место, где готовили еду, возле одной из стен (как сказал позже Эдгар — возле северной) пол неожиданно обрывался полукругом, выложенным белыми камнями, в котором чернела первозданная земля, такая рыхлая и ароматная, что её хотелось взять в рот и пожевать. Окон рядом не было, так что, чтобы разглядеть подробности, Еве пришлось подойти поближе. На земле были разбросаны крупные белые семечки, не тыквенные, но от какого-то родственного плода. Среди них высился каменный же столб, доходивший девочке до середины живота. Этот столб был жёлтым и, кажется, очень старым, покрытым буквами и непонятными, не похожими на обычное письмо, символами. Наверху столба Ева заметила углубление, по размеру и форме сопоставимое с отпечатком пальца великана. Туда, должно быть, тонкой струйкой лили воду — на камне виднелись подтёки, а в углублении сверкала влага, вроде той, что Ева привыкла видеть на листьях после утренней росы. Наверное, когда-то столбик был выше, да и углубления, может, не было, но десятилетия повторяемого день за днём ритуала сделали своё дело.
— Домашнее капище, — проговорил Эдгар. Лицо его подёргивалось, как будто кто-то сзади ухватил великана за щёки и хочет стащить с него, как маску, кожу.
В остальном дом не отличался от того, в котором родилась Ева, и от тех, в которых они с Эдгаром успели побывать, когда он врачевал пациентов. Здесь имелись принадлежности для еды, лавки для сна, печь, сейчас, по случаю тёплого времени года, закрытая специальной заглушкой, бадьи для воды. На одной из лавок лежала чья-то недоделанная обувь. Несколько стульев, для компактности стоящих друг на друге и образующих этакую шаткую пирамиду, и детская одежда, раскиданная здесь и там. Но теперь, после того, как открылась главная тайна этого дома, Еве всё казалось каким-то мистическим.
— Они что, молятся не Богу? А кому же тогда?
— Проклятые язычники! — видно, как Эдгару хотелось сплюнуть. Он резко повернулся (отчего плечи с неприятным звуком шваркнули о стену) и вышел вон. Ева, прижимая к груди лопатку и непрестанно оглядываясь, последовала за ним.
Хозяйке, впрочем, было не до теологических бесед. Она корчилась от боли, с мокрых уст срывались странные воззвания, имена, имена, имена, которые Ева не смогла бы дословно повторить при всём желании. Девочка подумала, что она зовёт мужа или детей, но те оставались на своих местах. Мужчина почёсывал босой левой ногой правую лодыжку. Казалось, ему куда больше интересен костоправ, чем собственная жена.
Эдгар с проклятиями бросился к женщине, а Ева, по широкой дуге обойдя страшного мужчину, забрала прислоненный к стене топор.
— Положи ей на живот, только так, чтобы она не поранилась, — сказал Эдгар, заметив в руках у Евы орудие. — Железо поможет выйти младенцу. Эй вы, вы все! Поторопите соседок, мне скоро понадобится тёплая вода.
Но это было уже не нужно. Хлопали двери, женщины спешили к ним с различными ёмкостями, пар, смешиваясь над их головами, казалось, вот-вот превратится в грозовую тучу, из которой пойдёт натурально горячий дождь.