Знаю, увы! Давний друг Мити Рудик Тихомиров! Гениальный физик, красавец, регбист! Помню, как они с Митей на пляже таранили защиту! «Я — форвард таранного типа», — шутливо говорил о себе Рудик.
Красавец, гений, весельчак. Премии, поклонницы, международные академии! И вдруг сцепился с властями. Незаконно уволили его лаборанта. Рудик вступился. И, как говорится, слово за слово! И вышел с плакатом. Четыре года в Сибири. Потом вернулся, снова вышел с плакатом, и снова — в тюрьме! Но не зря он страдал: жизнь медленно, но менялась. Теперь уже люди ходили с любыми плакатами, и их уже не сажали. И все были уверены, что суд, который скоро должен состояться, оправдает Тихомирова... Если раньше его не убьют.
— Кстати, вы знаете, что там за «регби» приключилось у них? — СН тяжело вздохнул. — Я случайно оказался в курсе. Каждый поступающий в следственный изолятор дает подписку, что он уведомлен о том, что в проволоку, окружающую территорию, пропущен ток высокого напряжения, опасный для жизни. Тихомиров и по странному стечению обстоятельств ваш муж (хотя они тогда еще и не виделись) отказались это подписать. Сочли это, видите ли, нарушением какой-то там международной конвенции. И в общем, встретившись на прогулке и, видимо, предварительно сговорившись, пытались «протаранить» охрану и коснуться проволоки! Как это прикажете понимать? — СН, отдав мне письмо окончательно, мял пальцами усталые закрытые глаза. Потом снова открыл их и глянул, как ему думалось, мне в душу. — Мы гуманно относимся к человеку, если он оступился. Но если он встает в ряды противников нашего строя, тут мы беспощадны! — СН даже выпрямился, насколько позволяла машина. — Вы домой? — Он счел уместным закончить беседу.
— Нет, почему же. В офис.
— Я отвезу вас, — вздохнул он.
Он довез меня до гордого здания Военгидромета на берегу Невы. Каменный летчик, стоящий у входа, снова покосился — надо подправлять.
— Подумайте, — проговорил он. — А то свобода, за которую так яростно борются ваши, уже дает свои плоды! Деньги не приходят — бывают дни, когда хлеба заключенным не на что купить! Да и я боюсь, до них доберутся... они, знаете ли, не любят «политиков»!
— Вашими молитвами! — проговорила я и вышла.
Насчет уголовников. В тот же день я заехала в офис к Михалычу. Он пощелкал своими пальцами-бревнами по клавишам, посмотрел на экран:
— Ну да. Квартирка ваша в «горячий список» перешла. Уже и в газетах предлагается! Вот текст: «...шесть комнат... окна на тихий Крюков канал».
Шесть комнат? Значит, нас с Марой уже «объединили». Это пугает.
— Все правильно? — Михалыч поднял свои красненькие, кровавенькие глазки.
— Почти. За исключением того, что мы еще живы!
— Ну, это не проблема, особенно в тюрьме. Еще вопросы?
Гуня был гордым и принципиальным. Он сидел в позе лотоса в окружении своих, тоже медитирующих, учеников и был крайне недоволен, когда я вырвала его из этого блаженства.
— Его там убивают! — сказала я.
Гуня пренебрежительно глянул на меня и «загунил» (за что он и получил свое прозвище):
— Какие вульгарные, низменные слова ты произносишь. Слушая тебя, я не могу даже поверить, что мы когда-то были духовно близки!
— Физицки, только физицки! Духовно не были!
— То, что происходит с Митей, элементарно, и говорить о каких-то там убийствах — значит вставать на точку зрения необразованного плебса. Просто, видимо, там окружают его какие-то самоучки, считающие себя жрецами, и пытаются провести обряд духовной инициации — хотя, видимо, ни у них, ни у Мити не имеется для этого ни малейших оснований. Нечто подобное происходило со жрецами и инициируемым в Древнем Египте, но там это было на действительно высшем уровне!
— А что это — «инициация»? — похолодев, спросила я.
— Жрецы укладывали инициируемого, то есть человека, достигшего высочайшего уровня духовного развития, в саркофаг — специальное сооружение, которое использовалось не для похорон усопших, а для инициации! Это поняли лишь недавно. Такой «саркофаг без покойника» стоит, например, в Великой Египетской пирамиде в Гизе, и вульгарные материалисты до сих пор ломают свои тупые головы: где же покойник? В нем никогда не лежал покойник — только инициируемый! Жрецы по команде окружали инициируемого и лишали его дыхания. Душа как бы в момент смерти слушается жреца, ее выпустившего, подобно воздушному змею на нитке, и направляется им в те области высших тайн, которые интересуют жреца. Поскольку в астрале нет понятия пространства и времени, душа может побывать в любой точке мгновенно и, обогатившись любыми знаниями, вернуться. В этом и состоял смысл инициаций, проводимых жрецами. Но часто нить обрывалась, и душа улетала навсегда!
Все ясно! «Мы гоняли вчера голубей», завтра душу загоним в полет!
— И не втягивай меня в политику, в этот низший уровень сознания! — брезгливо проговорил Гуня.
Тут я хотела ему сказать, что втягивала его не в политику, а в чисто уголовное дело в обычной тюремной камере... Но это наверняка показалось бы ему слишком низменным — и я промолчала.