Эверест

Домой я летела в странных чувствах. Во-первых, мне нужно было окончательно принять для самой себя факт предстоящего достаточно непростого, сопровождаемого определенными рисками вмешательства в мое тело. Во-вторых, раздобыть денег. И, в-третьих, очень хотелось прояснить вопрос Лёниного пребывания в Москве.

По дороге домой я отправила мужу сообщение, а теперь готовилась к сегодняшнему вечеру.

Так странно: сегодня вместо предвкушения встречи у меня чистая механика: найти белье, которые нравится мужу, распрямить до идеальной ровности каждую прядь волос, придумать, какие блюда и напитки подать к ужину.

Одеваясь, чувствую себя не в своей тарелке, ведь сегодня я устраиваю романтик не по собственному желанию, а для антуража, потому что впервые преследую определенную цель и впервые собираюсь просить у него денег.

Когда хлопает дверь, я выплываю в коридор и обвиваю его шею руками, получая долгий чувственный поцелуй. Но тяну его сначала на кухню, где кормлю ужином, размышляя, как начать разговор о главном. Леонид начинает первым:

- Как столица? – Хотела бы я задать тот же вопрос ему, но еще не время.

- На месте, - отвечаю уклончиво, не зная, как лучше приступить к делу, нервно теребя подол платья. А потом скомкано от волнения рассказываю ему о поездке, о встрече с Мишаней, визите в клинику.

Леонид расслабленно слушает, как будто ему лень, и он делает мне одолжение. Только на словах о сыне в глазах мелькает неподдельный интерес, после чего он снова впадает в собственный вид меланхолии.

Я говорю и говорю, открывая перед ним боль собственной души, а, закончив, жду хоть какой-то реакции, но Леонид сидит молча. А потом вдребезги разбивает выстроенный мною и единственно логичный взгляд на ситуацию в целом.

- Послушай, чего ты от меня хочешь? – Спокойным, деловым тоном уточняет Леонид, так, будто обсуждает не здоровье женщины, с которой прожил 16 лет, а некую мелочь типа покупки бумаги для офиса.

Я потрясенно смотрю на него, словно вижу впервые. Муж при всех его особенностях всегда был отзывчивым человеком. Но сейчас его будто подменили. И я сомневаюсь, хочу ли достучаться до него…

- А, знаешь, Лёнь, наверное, уже ничего, - сказала, и поняла, что не хочу и не буду ничего у него просить. И стало как будто легче, словно с ног упали кандалы, удерживавшие меня рядом с ним, как на привязи. Я поняла вдруг, что уже не могу больше находиться в его тени. Что и сама, правда, пока не знаю как, смогу заработать. Вырваться из тотальной зависимости от него. И тогда он и слова мне сказать не сможет!

- Я думала, что хочу твоего участия, поддержки. А сейчас смотрю на тебя, и, правда, ничего не хочу.

От равнодушия близкого человека было горько. Остаться один на один со своей бедой всегда тяжело. Но и выпрашивать у него что бы то ни было я не собиралась.

Я почти встала со стула, собираясь уйти, когда Леонид схватил меня за запястье:

- Сядь! – Рыкнул он неожиданно властно, и дернул меня вниз, отчего я, потеряв равновесие, неуклюже плюхнулась обратно.

- Сколько стоит операция? – Спросил он, отбросив, словно шелуху, расслабленную лень. Пристально смотрит на меня, буравя взглядом, когда я озвучиваю оговоренную с доктором сумму.

Леонид улыбнулся какой-то странной ледяной улыбкой, не затронувшей глаз, и, смакуя каждое слово, произнес:

- Так, значит, твоя новая блажь – силиконовая грудь, которую ты решила получить за мой счет?

От удивления у меня, кажется, даже рот приоткрылся. Я не могла уложить в голове его слова, не могла поверить в услышанное, настолько дикой казалась эта ситуация, настолько циничными и унизительными для меня его слова.

Зато проснувшийся от долгой спячки внутренний наблюдатель заливисто хохотал.

- Мне странно слышать эти слова от тебя, Лёня, от человека, с которым прожила бок о бок столько лет. От человека, который давал обет быть рядом и в болезни, и в здравии. Ты говоришь сейчас так, будто я для тебя случайная встречная, которую ты знаешь без году неделя, и которая решила развести тебя на бабки, чтобы отдать дань гламурной моде.

- А разве это не так? – Кажется, искренне удивляется муж.

- Поверь, я бы много отдала, чтобы это было блажью, а не медицинскими показателями.

- По медицинским показателям оперируют тех, кто болен, - продолжает он гнуть свою линию. – А ты? Разве чем-то болеешь? Какие объективные причины для того, чтобы ложиться под нож, да еще и за такие деньги? – Очень эмоционально говорит Лёня, переходя на повышенный тон. Похоже, он действительно не понимает, или не хочет меня понять. Но и я уже не в силах сдерживаться и соблюдать спокойствие:

- В том-то и дело, Лёнь, что я не хочу доводить до возникновения болезни, только тебя, как я вижу, напрягает больше всего не мое здоровье, а перспектива расстаться с деньгами!

Он пытается мне что-то сказать, но я грубо перебиваю его, заканчивая мысль:

- Только, заметь, я ведь у тебя их даже не просила!

Не в силах больше находиться рядом с ним, покидаю кухню и запираюсь в детской, чтобы дать волю слезам от того, что самый близкий человек, как говорится, «оказался вдруг».