Эвви Дрейк все начинает сначала

Если бы это было кино, они бы смеялись и, может быть, даже щекотали друг друга. В этом была бы радость. Но в жизни они просто стояли у раковины, где было разбито восемь обеденных тарелок, восемь тарелок для второго и восемь тарелок для салата. Когда он протянул ей последнюю тарелку, она почти благоговейно вытянула руку прямо перед собой, а потом разжала пальцы, просто позволив ей упасть. Тарелка разбилась на такие маленькие кусочки, что перестала существовать. Звук эхом отразился на кухне и затих, а они остались вдвоем, стоя на маленьком черепичном островке в море разбитых желтых цветов. Она подняла левую руку, чтобы убрать прядь волос со своего порозовевшего лица, и Дин съежился:

– Да ты поранилась!

Неудивительно, что, окружив себя осколками разбитой посуды, она не смогла не получить маленькую, но очень неприятную ранку между пальцами. Странно, что, повертев руками, она почти не заметила крови. Она провела рукой под холодной водой и вымыла ее, а Дин взял чистое бумажное полотенце и прижал его к порезу.

– Я сама, – сказала Эвви, беря инициативу на себя, но он положил свою руку поверх ее руки.

– Не забудь прижимать ранку, – посоветовал он. – Это скоро прекратится.

Дин был высоким, и она должна была предвидеть размер его руки, но то, какими короткими смотрелись ее пальцы под его пальцами, заставило ее улыбнуться.

– У тебя лапы, как у щенка датского дога[130], – пробормотала она.

– Да. И ты знаешь, что некоторые вещи они все еще делают хорошо.

Она подняла на него взгляд. Над бровью у него был небольшой шрам. Почти наверняка, решила она, это результат удара мячом. Тут она почувствовала, как ее порез опять начил кровоточить. Хотя он и был маленьким, она начала лихорадочно щупать руку.

Дин заглянул под бумагу и осмотрел порез.

– Думаю, жить будешь.

Эвви продолжала смотреть на его руки, а затем скользнула взглядом по его руке к плечу. Где-то там. Где-то там был ответ.

– Ты должен научить меня подавать, – сказала она.

Он рассмеялся:

– Что?

– Ты должен научить меня подавать, – повторила она.

– Зачем?

– Чтобы я могла знать, каково это – подавать.

– Зачем? – снова удивился он.

Она пожала плечами:

– Чтобы я знала, каково это не подавать.

Он медленно кивнул:

– Но ты же знаешь, что я и сам не умею подавать. Ты знаешь, что это вроде как уже не мое дело.

– Я понимаю. Но ты можешь научить меня этому.

– Вопрос в том, насколько хорошо ты хочешь уметь это делать.

– Допустим… чтобы надо мной не смеялись в Малой лиге[131].

Дин прищурился:

– В какой возрастной группе?

Она на минуту задумалась:

– Двенадцать лет.

– К двенадцати годам они уже довольно хороши, – предупредил он. – Не переусердствуй.

– Я хочу научиться.

Он слегка улыбнулся:

– Окей. Хочешь начать прямо сейчас? Я думаю, ты права в том, что рука не будет проблемой.

– Нет, просто когда-нибудь. На сегодня у меня есть дела.

Он приподнял одну бровь:

– Какие?

Она облокотилась на раковину:

– Убраться на кухне и купить посуду.

Весна

Глава 20

Однажды в четверг в начале апреля, когда Эвви собирала в спальне свои зимние свитера, в кармане у нее пропиликал телефон. Она вытащила его и увидела фотографию Энди с текстом: «Мы можем встретиться на субботний завтрак? Прости за расставание, мы оба скучали друг по другу. Много чего происходит, но было бы здорово наконец увидеть тебя». Во вздохе облегчения ее плечи опустились почти на дюйм.

Со времен того разговора с Эвви о вечере, когда умер Тим, Энди чувствовал себя бесконечно далеко ото всех. У него появилась новая девушка, детей никто не отменял, да и работу тоже. Но Эвви никак не могла убедить себя в том, что он не сердится на нее за то, что она позволяла ему неделями и месяцами успокаивать рану, которой у нее совсем не было. Она видела Энди всего несколько раз, и то мимолетно. Она даже вытаскивала телефон, чтобы писать ему, но так и не написала.

Когда прошло несколько минут, она услышала звонок и снова полезла в карман за телефоном. Это был Энди.

– Эй!! Рада тебя слышать. Я бы с удовольствием встретилась с тобой, да. Я очень по тебе скучала.

И тут же услышала в ответ:

– Я тоже! Не будешь возражать, если Моника присоединится?

Эвви заверила его, что все в порядке и она с нетерпением ждет встречи, хотя прекрасно понимала, что это будет совсем не то.

Она снова достала телефон и написала Дину: «Хорошая новость. Я завтракаю с Энди в субботу». Он ответил остроумно и довольно быстро: «А что, есть и плохая новость?»

И прежде чем она успела ответить, ее телефон снова завибрировал. Сообщение от Энди: «Так приводить подругу?»

Она отослала ему эмодзи[132] с напряженным в гримасе ртом, полным зубов. Того, кого она всегда считала «Мистером Окей».

«Я рад, что ты будешь, – ответил Энди. – Все будет хорошо. Она великолепна. Обещаю».

Она послала ему в ответ желтое сердце. Все сердца у Эвви были разными. Одни были затененными, другие были наклонены вбок. Это был язык, на котором говорила только она. Хотя, скорее, это был дневник, скрытый от непосвященного взгляда. Желтое сердце она использовала для выражения благодарности.