Фабрика прозы: записки наладчика

– Я таки вас просил убираться на столе? – Николай Евграфыч расхаживал по кабинету, поскрипывая оранжевыми лакированным штиблетами. Было начало первого ночи, и фонарь за окном подмигивал, как глаз шмуклера, который в лупу глядит на фальшивый брильянт. – Куда вы закинули вчерашнюю телеграмму с Казани?

Горничная, в равнодушном взгляде которой окаменело презрение к хозяину, вытащила из-под стола корзину. Старые телеграммы полетели на паркет, как бледные листья на мокрую мостовую. Она нагнулась и медленно стала подавать их по одной. Это были городские телеграммы от пациентов. Глядя на ее худосочную спину, Николай Евграфыч подумал, что несчастье придет к нему домой в пять утра, как срочный вызов к самоубийце-неудачнику.

* * *

Николай Евграфыч ревностью наделен не был, но понимании запоздалого возвращения жены ощущал раздражение и тоскливое беспокойство от непорядка среди настольных бумаг. «Мужская пошлость свое берет!» – подумал он, производя звонковый вызов горничной.

– Кто заставлял на столе убирать? – сказал Николай Евграфыч, заметив ее неинтересную бледность и худобу, но в уме махнув рукой в рассуждении горничного жалованья, достаточного для пропитания девицы в три пуда и пять фунтов, ежели на глазок. – Где телеграмма, которая вчерашним числом?

Скосил взгляд на часы; половина первого, а жена вернется не раньше пяти утра. Приказал искать.

Горничная полезла под стол: в те годы попробуй не полезь!

* * *

Штатный доктор Красноказарменной клиники Николай Евграфыч, по отцу из поповского сословия, по глупости был женат на бывшей генеральской дочке Олечке. Олечка была дамочка балованная, и прокучивала докторскую получку в нэпманских ресторанах со студентами, хотя уже была немолода – двадцать семь годков. Николай Евграфыч подозревал ее в разных адюльтерах, но доказательства не было.

Однажды ночью после какого-то старорежимного праздника он – скорей по злости, чем по надобности – вдруг захотел прочитать телеграмму от брата из Казани, которую куда-то выкинула горничная, девица тощая и бледная, как глиста, извиняюсь за выражение. Николай Евграфыч оченно ее изругал за непрошеную уборку на своем письменном столе и велел искать. И вот в Олечкиной-то комнате – будуаре по-старому – значит, и нашли-то! Другую телеграмму, из-за границы! На ихнем заграничном языке. Николай Евграфыч, поскольку учился еще при старом режиме, понял, что язык не немецкий и даже не французский. Английский, по всему видать. Взял словарь, надел очки. Вот тут-то доказательство и поперло!

* * *

Мне ворюга не милей, чем кровопийца,
А колхозы мне хужей, чем Евтушенко,
Потому что нету смысла торопиться,
Лучше просто всё обдумать хорошенько.

26 июня 2020

Как стать знаменитым и при этом высокооплачиваемым фотографом-портретистом?

Для этого нужно тщательно соблюдать три условия.

1. Снимать не на цифру, а на пленку.

2. Снимать не на 35 мм, а на средний формат.

Впрочем, эти два условия не так важны и носят скорее имиджевый, необязательный характер. Пленка дороже цифры; автопортрет в обнимку с «Роллейфлексом» выглядит красивее, чем с «Лейкой».

Но главное – последний пункт. Итак:

3. Снимать надо почти исключительно знаменитостей. Ибо кому нужен просто старик в свитере с колючей бородой, просто дяденька в тонких очках, просто блондинка с улыбкой до ушей… А вот если это Хемингуэй, Шостакович и Мэрилин Монро – совсем другое дело! Внимание зрителей и любовь редакций обеспечены.

Но я не зря сказал «почти». На каждой двадцатой фотографии должен быть запечатлен трогательный старый мусорщик, или миленькая девочка со сломанной куклой, или некрасивая официантка придорожного кафе.

Тогда выставка или альбом обретут цельность.

В общем, вперед!

21 июля 2020

Поэт Виталий Пуханов рассказал такую притчу: «За одного мальчика стихи писал его пиджак. Выйдет мальчик покурить, повесит пиджак на спинку стула, вернется, а пиджак уже восьмистрочник классический выдал с глубокой жизненной мыслью. Или двенадцать строк напишет, или даже шестнадцать и двадцать строк, но реже. Мальчик пришел с пиджаком к доброму волшебнику и спросил: что теперь делать? “Понимаешь, – тревожно начал волшебник, – с поэтами традиционной версификации иногда случается такое, что стихи начинает сочинять за них сам метод”».

История известная.

Примерно о том же писал Шиллер аж в 1797 году:

Друг! Ты пока не поэт, хоть порой сочиняешь удачно;
Литературный язык пишет стихи за тебя.

В подлиннике:

Weil ein Vers dir gelingt in einer gebildeten Sprache,
Die für dich dichtet und denkt, glaubst du schon Dichter zu seyn?

Подстрочник: