Фантазерка

– Вернемся к судьбе шкатулки, — прервал Андрей, — нам ехать уже пора. Что в шкатулке находилось?

– Ся.

– Что? — хором спросили гости.

– Находилася, — пояснила баба Катя. — Тетрадка находилася. Толстая, коленкоровая обложка. Сорок восемь листов, как сейчас помню, детям в школу покупала для алгебры и…

– А в тетрадке? — перебила Лена.

– Она до последнего писала. Я ей очки свои предлагала, а то буквы в пол-листа. Сведения ее жизни. От начала предков до Эмили. Вечерами, когда мы по рюмахе… рассказывала, зачитывала, но я не помню подробностей. А потом — враз! Сжечь и точка. Поддатая, конечно, была. А я, как на грех, печь растопила, грибы посушить, колосовики пошли, набрала.

– Колосовики — это кто? — спросила Марина.

– Грибы, которые созревают в начале июня, когда колосятся злаки, — пояснил Андрей.

– Красноголовиков с десяток нашла, маслята и подберезовики, а белых только парочку, но чистые, — подтвердила баба Катя.

– Грибы грибами, — нетерпеливо перебил Антон. — Но что со шкатулкой?

– Насколько я понимаю, — обратился к бабе Кате Андрей, — в шкатулке хранилась тетрадь? С мемуарами Эмилии.

– Только тетрадка, мемуаров, вот вам крест, не было. Эмиля тетрадку, под градус и под Гоголя, по листку — в топку. Я как чувствовала, блажит сердешная. И наутро ко мне с вопросами: «Где шкатулка?» «Сама ты, — говорю, — вчерась в печку бросала. Угли посыпались, я подбирала, чтоб, не дай господи, пожару случиться. Мы выпивали, а огонь пьяных любит». Она вспомнила! Ручками голову, — баба Катя неумело показала, как благородная женщина потирает виски, — помызгала. Ушла в сад, я ей там креслице давно поставила. Плетеное из соломки, сосед, что котлован вырыл, привез вещей, под дождем мокли, мы кто что прибрали..

– Эмилия сожалела о своем поступке? — спросила Марина.

– Горевала, понятно. До вечера в саду сидела, обедать отказалась. Потом пришла, комары заели. Я спросила, мол, жалко того, что спалила вчерась? Это, говорит, слово-в-слово помню: или самый глупый, или самый правильный поступок в моей жизни, наливай, Катя.

– Как печально, — пробормотала Марина. — Рукописи все-таки горят…

– Бабушкины мемуары, — взял Андрей жену за руку, — скорее всего, не имели литературной ценности. Публикация воспоминаний провинциальной актрисы вряд ли стала бы бестселлером и сделала нас богачами. Кладоискателей из нас не вышло, да и сам клад наверняка не стоил затраченных усилий.

– Не согласна, — возразила Лена. — Тут как в спорте: главное не победить, а участвовать. Правда, Антон?

– Да, процесс важнее результата.

– Поясните, — усмехнулся Андрей, — что за польза и удовольствие старое тряпье перебирать?

– Вещи могут многое сказать о человеке, — ответила Марина. — Кроме того, не забывай про альбомы и письма. У нас появились корни, верно, Антон? То есть они всегда были, не с Луны ведь наши родители свалились. Но сегодня эти корни я почувствовала как данность.

– Почти физически, — подтвердил Антон.

– Во мне Эмилия, царство ей небесное, — сказала Лена, — как в кастрюле перемешала. — И пояснила в ответ на общее недоумение: — Тушится в кастрюле жаркое, снизу горит, сверху холодное, чтобы вкусно получилось, надо перемешивать.

– Правильно говоришь, деточка, — согласилась баба Катя. — А в комнате Эмили вы ж не посмотрели. Может, что ценное найдете. Я туда не заходила, девять дней не тревожила. Если дух ее приходил…

– Спасибо, баба Катя, — прервал Андрей. — Все заберите себе.

– Я все ж таки посмотрю.

Она вернулась, когда ребята обсуждали возможность по старинным фото и письмам, которые предстояло разобрать, выстроить историческую родовую линию.

– Глядите! — протянула баба Катя листок. — Под подушкой у нее нашла.

Два слова. Корявые буквы, написанные дрожащей рукой. Первые буквы крупные, последние значительно мельче. Строчка загибается вниз, точно кланяется.

«Простите меня!»

2009 г.

КАРАНТИН

Бывшую жену Борис называет Морской Свинкой.

– Почему? — спрашивает Инна.

– Это животное вовсе не свинка, к отряду грызунов относится и плавать не умеет. В середине шестнадцатого века зверьков привезли в Европу из Америки. Оказалось, что их мясо по вкусу похоже на молочного поросенка, поэтому — свинка. Морская, потому что из-за моря.

– Какое это имеет отношение к твоей бывшей? — продолжает недоумевать Инна.

– Она с первого взгляда ласковая, пушистая. Глазки наивные, ручки трогательно маленькие, голосок тоненький, взор беспомощный.

– А на самом деле?

– На самом деле — тупой грызун, грызуниха, — поправился Борис, — у нее вечно зудят клыки, пилит и пилит. Насмотрелась телевизора, начиталась пошлых журналов и отчаянно завидует другим самкам, которые продали свою внешность за более дорогие квартиры, дачи, машины, бриллианты. Я не мог водить Свинку каждую неделю в клуб, где столик пять тысяч евро стоит — значит, загубил ее жизнь.

– Печально.

– Ты ведь тоже разошлась с мужем?

– Да, — вздохнула Инна.

– И к какому биологическому виду относился твой супруг? Из пресмыкающихся?