Фея с улицы Иркутской дивизии

Он взглянул в боковое зеркальце.

— Кого ты так зацепила? Ага, вижу. Посмотри, какой настырный. То ли ему здорово насолили, то ли безумная любовь.

— Откуда там любовь! — фыркнула Сима. — Он и слова-то такого не знает.

— Ну, слово, положим, знает, а вот применительно к себе им не пользуется. Считает, наверное, что женщины, подходящей ему по достоинствам, на свете нет… Как говорят следаки, висит на хвосте. Крутой мачо, да? А мы ведь можем хвостом и махнуть…

И тут только Сима спохватилась, взглянув на водителя. Чего это она распелась? Еще неизвестно, куда сама попала. А вдруг из огня да в полымя?

— Да ладно тебе шугаться! — усмехнулся водитель. — Теперь ты решила, что я тоже опасный? У меня одна курочка была, которая говорила, что на джипах только бандюки ездят. Так вот я, между прочим, всего лишь отделочник…

— Отделочник? — не поняла Сима.

— Маляр, штукатур, плиточник — все отделочные работы. А также, при случае, могу установить сантехнику и даже электропроводку. Такой вот универсал… Что, разочаровалась?

— Нет, посожалела, что у меня сейчас денег на ремонт нет. Хороших специалистов еще поискать надо.

— Сегодня нет, завтра появятся. — Он вложил ей в руку визитку, на которой было написано: Бакалдин Владимир Антонович и коротко — мастер.

Кажется, этот человек знает себе цену. И она ничуть не усомнилась, что в своем деле он действительно мастер.

А он как ни в чем не бывало выворачивал руль, объезжая не слишком расторопных водителей и посматривал в зеркальце.

— Висит как приклеенный!.. Кстати, у тебя дети есть?

Это было не совсем кстати, но она не обратила внимания. Сказала гордо:

— Трое.

— А на вид не скажешь. Молодо выглядишь. Тогда тебе скидка причитается: двадцать процентов.

— Ого! — От неожиданности она даже присвистнула. — У вас муниципальное предприятие?

— Нет, у меня частная фирма. Ты удивляешься насчет скидки? Так я, между прочим, гораздо больше государства забочусь о будущем поколении. Один детский дом курирую, покупаю им все, в чем администрация от бедности отказывает. Поэту одному помогаю. Между прочим, отличный поэт.

— Детский? — поинтересовалась Сима, вспомнив рассказ Гвоздева.

— Почему детский? Он для взрослых пишет. Но стихи, что ты, класс! Вот послушай:

Язык твой — друг твой,
Если не болтать,
А, затаив дыханье, жадно слушать,
Как яблони в саду твоем и груши
Пытаются агукать, лопотать.
Чтоб вдруг заговорить —
На внятном, русском,
Загадочном и чистом языке…

И плавают туманы по реке,

И так светла слеза реки в руке,
И светляки сигналят вдалеке,
И понимать их — радостно и грустно.

И до рассвета длиться и страдать

Свирельной той, хрустальной русской речи,
Где тень и свет,
И светотень Предтечи,
И ожиданье неизбежной встречи…

И нет нужды фальшивить или лгать[1]

.

В очередной раз резко крутнув руль, он внезапно замолчал и взглянул на нее с ожиданием, так что Сима поторопилась сказать:

— Думаю, вы правы, такому поэту стоит помогать.

— Правда? Если честно, я думал, что… Ну, не понимаю ведь ничего в поэзии. Да и парни стали надо мной смеяться. Пишет, мол, всякую фигню, а я купился. Говорят, в Союзе писателей люди поумнее его, и раз до сих пор его не заметили, значит, того не стоит… Потому я и прочел тебе, как человеку постороннему. Ты ведь не станешь говорить комплименты человеку, которого не знаешь. В конце концов, это же не он тебя подвозит…

— Вот именно, в будущем мы можем и не встретиться, так что какой мне смысл говорить неправду? Отличные стихи!

Ни за что бы не подумала, что такой мужчина… с грубым, будто вытесанным лицом, и обритый наголо, на джипе, явно не бедный, и вдруг — болеет душой за какого-то там поэта!

Нет, положительно, Серафима — раба стереотипов. Будто те, кто ездит на джипе, непременно имеют не больше одной извилины.

Вот и Гвоздев помогает семье поэта, но его можно понять, там родная сестра…

Она еще раз оглядела своего спасителя. Никак нельзя было заподозрить в нем романтика. А он стихи читает. Ведь нарочно же выучил. Нет, не пропала еще Россия, если такие мужчины читают посторонним людям стихи знакомых поэтов. И смотрят с надеждой, и ждут одобрения, будто сами их написали.

И она в который раз поняла, что никого не следует подгонять под одну гребенку. И бесцеремонно пытаться кроить человеческий характер под какие-то свои представления. Все люди разные! Даже Золушки. Что одной хорошо, то другой не подходит.

Однако и в самом деле судьба преподнесла Серафиме неожиданный подарок. Сесть в машину к первому встречному, ехать и бояться, ожидать чего-то опасного, а вместо этого слушать стихи… Она не заметила, что улыбается.