Феликс с железной дороги

– Не пугайтесь, правда. Она встанет и уйдет.

Виновница переполоха Феликс спокойно восседала между двух путей. Люди с тревогой смотрели на нее, а ее большие зеленые глаза презрительно поблескивали, словно спрашивая: «Чего вам?» Это у нее теперь была новая игра: выходить на середину между платформами, чтобы поразвлечься и как следует напугать зрителей. Но глупостей она не делала и ее никогда не видели на рельсах, если ожидалось прибытие поезда.

Сама она перестала бояться локомотивов. Котенком она убегала домой, когда они с ревом врывались на станцию, а теперь только лениво смотрела на них, а если особенно тщательно умывалась, могла и вовсе не взглянуть. Бесстрашие не мешало ей быть осторожной. Феликс доверяла своим знаниям о железной дороге и своей ловкости. И с каждым днем узнавала больше и больше. Получив неограниченный допуск, Феликс расширила свои горизонты. Она стала возвращаться домой с репьями и веточками в шерсти – несомненный признак того, что ее прогулки становились все длиннее. По станции она тоже разгуливала с важным видом, а мимо главного входа шествовала так, будто считала себя хозяйкой вокзала. А вокзал был прекрасен.

Фасад хаддерсфилдского вокзала был вполне достоин такой великолепной кошки, как Феликс. Это классический портик с мощными колоннами, стилизованный под итальянские палаццо эпохи Возрождения. Поэт Джон Бетчеман однажды сказал, что это прекраснейший станционный фасад во всей стране – и комиссия «Английское наследие» согласилась с ним, включив Хаддерсфилд в десятку лучших английских вокзалов. Один архитектурный обозреватель был так восхищен, что назвал его «роскошным особняком с поездами». Надо признать, что лучших декораций для Феликс и придумать было нельзя. Фасад длиной в четыреста шестнадцать футов – станционной кошке тут есть где погулять!

Феликс словно понимала, что обстановка ей к лицу. Недавно почувствовав себя взрослой и смелой, она приобрела прямо-таки королевскую манеру держаться – под стать величественному зданию. Когда она прохаживалась или даже просто сидела, ее красивая голова была высоко поднята, как будто Феликс возвышалась над своими подданными. Торжественно шествуя по залу, она провозглашала: «Я готова выйти к народу. Встречайте меня!»

Энджи Хант, глядя на ее горделивую осанку, думала о коронованных особах. По-английски кошек не зря называют «царицами»[1] – в Феликс несомненно было что-то королевское. Эта аура настолько сильно чувствовалась, что Энджи стала называть кошку «Ее величество».

Как и подобает королеве, Феликс выбирала для своих приключений лучшие уголки станции. За парковкой и баром «Королевская голова» был заросший пустырь, примыкавший к белому станционному забору. Здесь росла высокая трава и полевые цветы, и Феликс назначила это место своей загородной резиденцией, играла там в душистой траве и валялась среди листьев. Летом 2013 года она заявила свои права на главный зал вокзала – его большие окна и белый пол идеально подходили для того, чтобы принимать солнечные ванны. Снопы лучей ложились на пол, а Феликс нежилась в них и дремала.

Дремала она подолгу, часами, тепло летнего солнца никогда не надоедало ей. А если ей приходило в голову улечься посреди очереди в кассу, тем хуже для людей – ничто не могло потревожить царственный покой Феликс. Пускай подданные вращаются вокруг нее, как планеты вокруг солнца, а она всегда будет центром вселенной. Когда кто-нибудь обращался к ней и просил пропустить, она отвечала презрительным, высокомерным взглядом и не двигалась с места, так что людям в очереди приходилось перешагивать через нее.

Но самым любимым местом на станции для Феликс с тех пор, как она научилась переходить пути, стал сад Билли.

Станционный сад был еще одной идеей Билли, придумывавшего, чем бы еще удивить и порадовать проезжающих и местных жителей. Много лет за платформой 4 начинались настоящие джунгли – раньше там была платформа 7, но ее давно перестали использовать, и там все заросло сорняками и корявыми деревцами. Билли, проходя мимо, сокрушался, что место зря пропадает. «Срубить все это, и можно было бы устроить не сад, а загляденье», – говорил он и возмущался, почему никто этим не занимается.

Возмущался он, в своей обычной манере, долго и упорно, и так надоел начальству, что в конце концов ему дали добро на перемены. Билли подключил к своему плану этих начальников и транспортную полицию. «Приходите-ка и помогите мне», – прямо заявил он, и однажды в выходные станция огласилась пыхтением помощников, которых он набрал где только мог. Они обрезали секаторами разросшиеся кусты и прорубались сквозь заросли молодых деревец.