Филипп IV Красивый. 1285–1314

Память о празднествах в честь посвящения королевских сыновей в рыцари быстро угасала, но не угасала память трагедии трех невесток короля, жестокой смерти Жака де Моле и странной экспедиции во Фландрию. Этот роскошный пир был подобен тем ослепительным огням, которые возвещают о наступлении сумерек. Впервые с начала правления династии Капетингов монарху пришлось столкнуться с почти единодушной враждебностью своего народа. Мятежники заставили его отменить взимание налога, несмотря на то, что казна была пуста. Как бы государство жило дальше? Что ждало его в будущем? До сих пор Филипп Красивый знал цену власти и тяжесть одиночества, но, увлеченный своей работой короля и убежденный в том, что поступает правильно, он не осознавал последствий. Он неуклонно шел по пути, который сам для себя наметил, — пути порядка и величия. Для него не имело значения, любят ли его, потому что он был уверен, что его слушаются. Он ни на секунду не сомневался в своей гениальности и своей правоте, даже когда ему пришлось пойти на уступки. Государственный разум притупил все угрызения совести, которые он мог испытывать; он оправдал его в его собственных глазах. Так он и шел, подобно судьбе, попеременно то непримиримый, то обходительный, полный уловок и обходных путей, бесстрастный и почти безмолвный, его взгляд был прикован к цели, которую он хотел достичь. А теперь со всех сторон бушевала смута, бароны поднимали головы, и работа, над которой он так усердно трудился, была скомпрометирована, поставлена под сомнение теми, кто, по его мнению, был выгодоприобретателем. Ибо разве строительство государства, не приносит в конечном счете пользу народу, в настоящем и тем более в будущем? Но на самом деле ничего еще не было закончено, и Филипп Красивый понимал это. Фламандский вопрос оставался нерешенным: король знал, что договор в Маркетте недолговечен, что при малейшей возможности возникнут новые трудности. Кардиналы не смогли договориться об избрании французского папы, Николя де Фреовиля или другого: новый понтифик должен был быть другом Капетингов и проживать в Авиньоне, чтобы сохранить правила, приобретенные в конце борьбы против Бонифация VIII. Сильно структурированное, разросшееся государство, о котором Филипп всегда мечтал, все еще оставалось лишь проектом. Бароны отказались признать равенство перед законом и налогом. Таковы были проблемы волновавшие Филиппа Красивого осенью 1314 года! К ним добавились семейные несчастья. Филипп был вдвойне уязвлен в своей гордости и вдвойне обеспокоен: будущее его сыновей, династии волновало его не меньше, чем государственные дела. Единственное, что ему оставалось, — это охотиться, чтобы хоть на время забыть о своих заботах. Он израсходовал все свои силы, и черная печаль, разъедала его…

И вот, в конце октября, в лесу Пон-Сен-Максанса, его лошадь споткнулась. Всадник, возможно, погруженный в свои мечты, возможно, уставший, оказался на земле. Короля нашли со сломанной ногой. Его отвезли в аббатство Пуасси, которое он основал в память о Святом Людовике. Он был еще достаточно силен, чтобы окружающие не опасались за его жизнь. К сожалению, в рану попала инфекция. Вскоре появилась лихорадка, сопровождаемая сильными болями в животе и неутолимой жаждой. Понимал ли Филипп, что он обречен, и хотел ли он умереть в том же месте, где родился? Или он последовал совету своих врачей, которые считали, что воздух в определенных регионах обладает целебными свойствами? Мы не знаем. Он отправился в путь на повозке, с небольшим эскортом. Вероятно, по его приказу падение с лошади и болезнь были сохранены в тайне. Но воздух Фонтенбло ничего не мог сделать против того, что, возможно, было началом гангрены. Врачи тщетно пытались остановить инфекцию. "Пластыри, сиропы и физиотерапия не дали никакого эффекта. В течение трех недель Филипп боролся со смертью, ибо он был своего рода Геркулесом. Казалось, он не страдал, если не считать жгучей жажды. Когда его спросили:

— "Сир, как поживаете?" — он невозмутимо ответил:

— "Как угодно Богу, так угодно и мне".