Филипп IV Красивый. 1285–1314

26 ноября, чувствуя себя обреченным, он пошел на исповедь и принял причастие. Затем он сделал последние приготовления и несколько пожертвований монастырям. Он спросил себя, сколько ему осталось жить. По словам Гийома Шотландца, монаха, который помогал ему и написал отчет о его последних минутах, он оставался в ясном сознании и казался совершенно спокойным. Он прочитал стих: "In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum" и гимн "Jesu, nostra redemptio". Он часто просил смочить его губы святой водой. Однако под этой бесстрастной маской, под этим традиционным, хотя, безусловно, искренним благочестием, какие сокровенные муки, какие тяжелые мысли, какие острые сожаления волновали этот могучий дух? Должны ли мы видеть эффект какого-то предчувствия в последнем официальном акте, который он составил и который предписывал возвращение графства Пуатье короне в случае, если Филипп Длинный умрет без наследника мужского пола? Это решение, заранее исключавшее женщин из числа наследников графства, оторванного от королевского домена, вскоре станет если не образцом, то прецедентом. Она должна была вдохновить на принятие какого-то определяющего решения в деле передачи трона, решения, которое стало одной из причин Столетней войны. Жоффруа Парижский, используя слухи и потакая своей личной неприязни, утверждает, что умирающий винил себя за свои взыскания и несправедливости и заявил, что тем самым он поставил под угрозу свое спасение. Эта инсинуация не имеет смысла. Вера того времени заключалась в уповании на Божественное милосердие; это была надежда на прощение даже самого закоренелого грешника, даже самого виновного преступника. Это была противоположность янсенизму[363]. Более того, Филипп Красивый даже на пороге смерти был не способен на трусость, не способен уклониться от своих обязанностей! Более того, он слишком много отдал королевскому величеству за свою жизнь, чтобы не захотеть умереть как король. Те немногие слова, которые удалось собрать, свидетельствуют об этой высшей воле. Болезнь разъедала тело, но мозг остался нетронутым. Король был при смерти, но все еще говорил как король. Он простил некоторые преступления против своей личности, но не преступления против государства, то есть преднамеренное, неоднократное нарушение закона. Он был не тем человеком, чтобы раскаиваться в серьезных решениях, которые ему пришлось принять в этой связи.

Он позвал свою семью и придворных сановников, поскольку короли Франции имели обычай умирать публично. Он не уклонялся от этой обязанности больше, чем от других в течение своей жизни. Он должен был идти до конца, до последнего вздоха, на котором закончится его правление. Он давал полезные советы Людовику Сварливому, своему старшему сыну и преемнику. Он также рекомендовал ему Ангеррана де Мариньи, которому, как он знал, угрожала партия знатных сеньоров, в частности, Карла Валуа.

— "Любите Бога во всем, — сказал король сыну. — Почитайте всегда Святую Церковь…".

Все короли Капетингов говорили это, ибо такова была их роль как христианских монархов, старших сыновей Церкви. Но государственный деятель вновь проявился в этой фразе, которая подвела итог долгому опыту общения с людьми и ведения дел:

— "Узнайте сами, это в вашей власти, состояние вашего королевства, и как можно скорее".

И, зная легкомысленность и непоследовательность Людовика, он добавил:

— "Взвесь, Людовик, взвесь (что такое) быть королем Франции!".

Он обратился к своим подданным, попросив их любить друг друга, молиться и заставлять других молиться за него. Чуть позже он сказал:

— "Братья, посмотрите, чего стоит мир; вот король Франции".

Людовик Святой не выразился бы иначе. Но в устах Филиппа Красивого эта фраза звучала по-другому: возможно, она выражала душераздирающее осознание. Он не был похож на своего предка, который постоянно перемещался с земли на небо. Он принадлежал земле всеми фибрами своего существа, если о таких вещах вообще можно судить. Он мечтал не о земном Иерусалиме, а о господствующей силе королевской власти!

В пятницу 29 ноября 1314 года он выглядел отдохнувшим, почти поправившимся. С впечатляющим спокойствием он попросил прощения за скандалы и плохие примеры, которые он подавал. Священнослужители читали "Страсти господни"[364], которые он внимательно слушал. Было слышно, как он снова произносит стих: In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum. Жоффруа Парижский пишет, что король не смог его закончить. На некоторое время всем показалось что король умер, но ближе к полудню он открыл глаза:

— "Брат Рено, — сказал он, — я хорошо знаю тебя и всех тех, кто здесь находится. Молись за меня Богу".

Монахи начали службу "Святого Духа", и когда они произнесли слова: "Пришел князь мира сего", Филипп Красивый перестал дышать.

Ему было сорок шесть лет, и он правил уже двадцать девять лет.