Финист. Старая сказка на новый лад (СИ)

    Последнее лето* отцу деваться было некуда, всё ж ты теперь стала девицей, поэтому я сколько смогла, дала тебе женского: нежность, ласку, любовь, женские обязанности. Мой час пришёл, дочка, я ухожу в мир иной. Не грусти. Помни меня, надеюсь, что ты будешь любить меня и дальше. Сколько успела, я тебе дала. И так, последнее лето я жила только желанием передать тебе как можно больше за оставшееся время. Любомир наверняка захочет взять бобылку. Не соглашайся. Тебе нужно оттачивать домашнее хозяйство, дочка. Ведь у тебя будет семья, тебе нужно уметь со всем справляться. Понимаю, будет тяжко, но надо, малышка. А теперь ступай, позови остальных. С тобой я уже простилась в этой жизни. Как знать, может в следующей мы и встретимся… Люблю тебя, маленькая.

    - И я тебя люблю, мама, - по щекам текли слёзы, я старалась не перебивать матушку. Это было важно. Я буду сильной. - Я всё сделаю, мама. Я со всем справлюсь.

    Нежная грустная улыбка.

    И я пошла звать остальных. Вначале сестёр, потом бегом в конюшню, села на лошадь, неоседланную, хорошо переодеться не успела, и поскакала в поле, за отцом.

    Вечером мамы не стало, она простилась с мужем, дочками. Единственное, о чём жалела, что не увидела сына Ратибора, но он был далеко - на воинской службе.

    Потом всем селом справили тризну. Вначале был клич. Наши мужики - отец с братьями - собрались и стали возводить кроду двух саженей в вышину. Матушку омыли, нарядили в погребальную сорочку, волосы распустили, положили в домовину (деревянный ящик) и под песни отнесли на опушку леса, водрузили на погребальный костер. Под славу богам, предкам нашим и славу ушедшей, подожгли кроду. Деревянные вешки загорелись, односельчане стекались, поздравляли нас, ведь матушка выполнила своё предназначение, а теперь отправляется в мир Богов. Потом были игры, бои, хороводы во славу ушедшей матушки. Единение голосов было полным. Пели даже дети, как и водили хоровод.

     Да, было грустно, оттого, что я больше не почувствую её материнской ласки и тепла, не увижу её улыбки, не загляну в довольные очи мамы. Но это всё мои чувства, а как же её? Она ведь последнее лето* жила лишь одной силой воли, при этом старалась наслаждаться жизнью, как могла. До последнего месяца она находила в себе силы вставать и учить меня, направлять как могла на путь истинный, передавать, сколько могла знаний. И теперь её путь в этом мире закончен, она пойдёт дальше, в следующий путь. Ведь смерть - это не конец, а всего лишь начало.

     Когда костёр погас, люди отвесили ещё раз низкий поклон и стали расходиться, отпивая кваса и заедая его блинами с мёдом. Только мы с отцом ещё стояли и смотрели в небеса. Я видела, как она уходила, просто поднималась её душа ввысь. Видел и отец, потому как так же поднимал голову, как и я. Он постарел за этот день. Вся голова стала седой, но он так же отпускал её и радовался её переходу.

    Потом сёстры собрали оставшийся прах и пустили его по ветру. После этого уже пошли в дом, устраивать поминальный пир. В нашем доме было много народу, они приносили уже готовые кушанья, ставили всё на столы, которые поставили у нас во дворе и славили матушку и радовались за неё. Иногда проскальзывала грусть в глазах отца и сестёр, но они улыбались вместе со всеми. У меня не было слёз. Словно что-то оборвалось внутри. Появилась лишь уверенность в своих силах. Мне предстоит заменить матушку, поэтому негоже киснуть. Всё, детство кончилось. Раз её путь завершился, значит, я справлюсь без неё.

    Гости разошлись уже за полночь. Мы с сестрами убрали всё лишь к утру. Следующий день мы отсыпались. Точнее отсыпались все, но ведь скотину кормить нужно. Как же я могла не встать? А там и покушать надо, как не приготовить. На колодец тоже сходить, потому как без воды никак. А на следующий день я взвалила на себя все домашние обязанности. На одном упорстве вначале держалась. Отец заикнулся о бобылке.

    - Нет! Я справлюсь, - более этот разговор не поднимался. Да и на то он и РАЗ ГОВОР, что лишь РАЗ говорится.

    Сестры отказались делать домашние дела, если мне тяжко, пусть берут бобылку, а нежели Травинка не хочет бобылки, пусть сама и справляется. Я лишь улыбалась: да, справлюсь. Единственное, что они делали, свои девичьи дела - шили себе придание - пряли, ткали, шили одежду, вышивали, растили лён и следили за крапивой для будущих тканей.

    Отец отдал корову и волов сыновьям, как и лошадь, чтоб облегчить мне жизнь. Лишь иногда после брал на пашню кого было нужно, да сноха то одна угостит молоком, то другая. Кажется, они сговорились, ведь братьев у меня девятеро, один, правда, в дружине, а восемь остальных женаты, с детьми. У некоторых дети уже с меня, а то и старше. Так что они по очереди приносили нам молоко.