- Эдуард Николаевич, запросите пока 'Цесаревича' и 'Победу' о повреждениях.
- Запрос уже сделан, ваше высокопревосходительство, - отозвался Щенснович. -
Ждём ответа.
- А что у нас?
- Думаю, что через несколько минут смогу ответить. Если не исчерпывающе, то близко к тому.
Действительно, через четыре минуты лейтенант Скороходов доложил об основных повреждениях: пробоина в носовой части в районе кондукторской кают-компании, (несколько выше ватерлинии, но захлёстывается волнами), солидные дырки в первой и третьей трубах, разбиты все прожекторы кроме одного на фок-мачте, уничтожены оба дальномера, несколько попаданий в броню без её пробития. Кроме того выкрошились зубья подъёмных шестерён у двух шестидюймовых орудий левого борта. Но самые большие неприятности доставил двенадцатидюймовый, угодивший в кромку амбразуры кормовой башни, причём, попавший именно в тот момент, когда производилось заряжание орудий - от взрыва собственный снаряд сместился назад, раздавил оба полузаряда и заклинил зарядник. Парусиновые чехлы на амбразурах загорелись, и при их тушении залили водой реле и клеммы электрического привода. Башня теперь могла разворачиваться только вручную. Убито на броненосце восемнадцать матросов, ранены мичманы Саблин, Столица и князь Голицын и сорок девять нижних чинов.
Степан, слушая доклад, успел посмотреть на котельное железо, которым заузили смотровые щели боевой рубки, и только с левой её стороны насчитал восемь отметин от осколков. Осколков не влетевших, и не посеявших смерть внутри.
К тому моменту, когда закончил свой доклад старший офицер 'Ретвизана', поступили сведения с 'Цесаревича' и 'Победы'. Если на первом, как впрочем и ожидалось, всё было в полном порядке - восемь раненых, мелкие дырки и вышедшая из строя средняя шестидюймовая башня левого борта, то от Зацаренного доклад оказался менее оптимистичным: прошило восьмидюймовую броневую плиту - затоплена угольная яма и три отсека, в районе миделя пробит верхний броневой пояс, пять пробоин в небронированных участках, попадание в отделение носового минного аппарата - благо, что Макаров категорически запретил заряжать оные перед боем... Семь убитых, тридцать шесть раненых.
Но все три броненосца вполне могли поддерживать пятнадцатиузловый ход, что и делали. Расход боезапаса был у всех приблизительно равным - около половины снарядов главного калибра и треть шестидюймовых.
- Ухтомский начал, Степан Осипович, - привлёк внимание командующего Молас. Звук пока ещё не успел долететь до мостика 'Ретвизана', но все, кто смотрел в нужную сторону, увидели огонь и дым выстрела на 'Петропавловске'. Когда услышали и собственно отдалённый грохот, лейтенант Кетлинский щёлкнул секундомером.
- Двадцать шесть секунд, - небольшая пауза... - Около сорока кабельтовых.
- Уже меньше. Спасибо! - кивнул старшему артиллеристу броненосца Макаров. - Эдуард Николаевич, - это уже Щенсновичу, - Прикажите передать: 'Быть готовыми к развороту влево на пятнадцать румбов на траверзе второго в линии корабля противника'. И примите два румба вправо.
- Есть!
- Вы что задумали, Степан Осипович? - слегка обеспокоено поинтересовался начальник штаба. - Зачем разворот? Не разумнее ли пройти на контркурсах до конца японского кильватера и обрезать им корму?
- Если бы до захода солнца оставалось бы ещё хоть пару часов, Михаил Павлович, я бы именно так и сделал. А сейчас у нас времени на это нет. Тем более, что в хвосте его колонны наиболее защищённые 'Микаса' с 'Асахи', а головным идёт 'Ясима' у которого с бронированием пожиже. Так что воспользуемся приёмом, которому попытался научить нас сам Того.
***
- Павел Петрович, - ещё раз несмело предложил Яковлев, - может всё-таки в лазарет?
- Оставьте, - раздражённо отозвался Ухтомский. - Рана - пустяки, царапина. Чувствую себя вполне сносно...
Выглядел сейчас контр-адмирал ну просто очень импозантно. Прямо как в ещё не написанной песне: 'Голова обвязана, кровь на рукаве...'.
В развязке предыдущего боевого эпизода японский восьмидюймовый фугас разорвался на мостике прямо перед боевой рубкой. Внутрь влетело совсем немного осколков, но одним из них всё-таки 'пригладило' адмирала по голове. Вскользь, но на пару минут Ухтомский сознание потерял. Рулевому и старшему штурману 'Петропавловска' прилетело посерьёзнее: у первого осколок в животе, а второму пробило грудь навылет.
- Начинайте пристрелку, лейтенант!
- Ждал только вашего приказа, ваше превосходительство, - весело отозвался старарт Кнорринг, и немедленно забубнил в телефон необходимые данные.
Грохнула носовая шестидюймовая башня, грохнула кормовая, вслед за ними ударила оставшаяся пушка из каземата...
- А хорошо легло, Любим Николаевич! - чуть ли не восторженно прокомментировал первую серию командир броненосца. - Думаю, что можно переходить на беглый. И главным калибром тоже.
- А вот и наш оппонент отвечает, - флегматично прокомментировал Ухтомский вспышки на борту 'Ясимы'. - Посмотрим как у них...