Фритьоф Нансен

— В одной из самарских больниц сестра милосердия, сидевшая у постели тифозного, неожиданно обратилась ко мне по-шведски. Ее имя Карин Линдског. Она добровольно поехала к голодающим России. Вот телеграмма из Москвы. — Нансен достает голубой бланк. — Неделю назад она умерла в Самаре от сыпного тифа. И вот еще телеграмма. Доктор Феррер, с которым я ездил по Волге, только что скончался в московском госпитале. Он заразился сыпным тифом в голодных деревнях. Когда я прощался с ним, его рука была суха и горяча. «Расскажите всем, что делает тут голод!» — сказал он мне. Это был настоящий человек, герой долга. Вечная ему память, вечная память Карин Линдског, женщине с большим сердцем.

Торопливо встали те, кто сидел на скамьях. Минута молчания — и снова голос Нансена, разносящийся под гулкими сводами. Ровный голос, страшный рассказ. Снимки, которые Джонсон поднимает над головой, — правда о Поволжье.

Тишина такая, что, когда кто-то роняет на плиты ключ, все вздрагивают. Вдруг зарыдала молодая женщина. Ее уводят.

А Нансен говорит и говорит. Правда о Поволжье, страшная правда…

…Нансен сел на ночной поезд, идущий в Кристианию. Почти все свои деньги он отдал для помощи голодающим и ездил теперь в неудобных вагонах с жесткими, тесными сиденьями.

По перрону носились мальчишки, размахивая пачками вечерних выпусков газет.

— Покупайте «Дагбладет»! Протест против выступления Нансена в церкви! Масса интересных новостей! Покупайте «Дагбладет»!..

Нансен не стал покупать газету.

Дома накопилась груда писем. Он вскрывал конверты ножом из моржового клыка, подаренного ему когда-то в Хабарове. Письмо «группы русских патриотов» с обычной бранью и угрозами. Среди подписей странно знакомая фамилия: Лорис-Меликов. Неужели тот, с которым он путешествовал по Енисею?

Бланк перевода: рабочий из Монтевидео шлет свои сбережения. Перевод от рыбаков с Лофотен.

«Дорогой мальчик», — прочел он еще на одном бланке. Ошибка? Нет, нет… «Дорогой мальчик, помнишь ли ты пастора Вильгельма Холдта, у которого жил в Бергене… Я теперь совсем стар, одинок, бог взял мою Марию… Посылаю тебе 371 крону — это все, что у меня есть… Купи им хлеба, я читаю о тебе в газетах, молюсь за тебя…»

В других конвертах были отчеты нансеновскои организации из России, протоколы Лиги наций, журналы научных обществ.

Он давно не писал писем. Прежде всего надо ответить Калинину.

Нансен взял в руки кожаную папку с тисненым гербом Советской России. В ней — грамота съезда Советов, где выражается глубочайшая признательность гражданину Фритьофу Нансену от имени миллионов трудящихся. «Русский народ сохранит в своей памяти имя великого ученого, исследователя и гражданина…»

Русский народ… Доверчивый и радушный, стойкий, обладающий каким-то удивительным душевным здоровьем, позволяющим ему не падать духом в самые тяжелые времена, верить в лучшее будущее. И разве он заслуживал лишь такую помощь, какую ему оказали?

«Я счастлив, — написал Нансен, — что благодаря многим благородным людям Западной Европы удалось хоть немного помочь бедствующим миллионам жителей Волги». Он поблагодарил Калинина за прочувствованные слова и выразил надежду, что действительная большая помощь — еще впереди.

Нансен беспокойно спал ночь, прислушиваясь к гулу сосен. Свист ветра напоминал ему о буранах Поволжья, о дорогах, переметенных снегом.

Через всю первую страницу утренней газеты протянулся хлесткий заголовок: «Нансен показывал в стокгольмской церкви снимки голодающих в Сирии и Ливане, выдав их за фотографии голодающих русских».

Опять ложь. Они хотят, чтобы он отступил. Но он не отступит.

«Я верю в великую будущность России»

В январе 1923 года Нансен снова был на пути в Москву.

Россия поборола голод. Ей помогли рабочие многих стран, создавшие Международный комитет рабочей помощи. Помогла организация, созданная Нансеном. Часть продовольствия послала Америка. Но главное сделали сами большевики. Ленин провозгласил новую экономическую политику. Крестьяне увеличили посевы. Им разрешили торговать хлебом, продразверстка была отменена, ее заменил налог.

Нансен ехал в Россию, чтобы своими глазами увидеть перемены. Утверждения, будто именно из России должен хлынуть свет, всегда казались ему пропагандой. Но разве Европа, которая последние годы управлялась самым нелепейшим образом, вселяет розовые надежды? В России, по крайней мере, хотят мира. А в Европе — вспышки военных страстей. Греки перестреливаются с турками. Французские оккупационные войска маршируют по Рурской области. Литовские повстанцы захватили Мемель. Англичане отправляют новые транспорты с войсками в Индию. И все это сейчас, когда еще свежа память об ужасной бойне…

Поезд пришел в Москву утром. От Рижского вокзала Нансен ехал но Мещанской улице. Возле Сухаревой башни шумел рынок, мелькали платки, кепки, глянцевито чернели кожанки. В магазинных витринах лоснились окорока, белели калачи, громоздились синие пирамиды сахарных голов.