Гармония – моё второе имя

Нет, конечно. В этом случае роман затевать не стоило. Здесь иная, божественная (в сущности – диалектическая) непоследовательность: кого люблю – того и бью. «Бью» – потому как очищаю, умудряю, вкладываю стремление к истинно прекрасному ; вот и окружаю заботой верных и преданных женщин. Ни маменька его не оставит, ни Авдотья, ни тем более Соня. Следовательно, будет раскаяние. По большому счёту (вспомним в этой связи «Войну и мир»), стать человеком там, где пуще дьявола опасаются разума, – означает стать женщиной, покорной, по природе не способной к бунту.

Раскольников сопротивляется, однако в конце романа это действительно выглядит глупо. У него нет выбора, а есть только отвлечённая теория. «И всё-таки вашим взглядом не стану смотреть», – исступлённо упорствует Родион. «Кровь все проливают», и за это «венчают в Капитолии и называют потом благодетелем человечества». Он тоже пролил кровь, но сделал это как-то неубедительно, и за эту « неловкость » , за эстетически уродливую форму, за невеличественность попал в разряд преступников. Но не за «преступление»!

Значит, дело в форме. «Боязнь эстетики есть первый признак бессилия!..» – с наполеоновским металлом в голосе восклицает тот, чьё сердце рвётся на части из-за правильности (справедливости!) теории. «Никогда, никогда не был я сильнее и убеждённее, чем теперь!..», что означает: никогда, никогда ещё муки сердца не были столь невыносимыми. Чем совершеннее, чем острее и отточенней теория – тем болезненнее реагирует на неё сердце.

С позиций разума, карикатурно выведенного в романе, из этого адского круга выхода нет. «(…) всякий из них (из людей – Г.Р.) подлец и разбойник уже по натуре своей; хуже того – идиот!»; однако того, кто осмелился назвать вещи своими именами, они из «благородного негодования» упекут на каторгу, в ссылку. А там просто «добьют окончательно», сломят дух – но ведь не теорию! Теория – не человек, её психологически не сломаешь. Сама каторга, ссылка, эти неизбежные следствия идиотизма людей, не имеют к правильности или неправильности теории никакого отношения. Человека можно уничтожить, но это лишь подчёркивает бессмертие теории. Всё «математично» и логично, а вместе с тем по-религиозному, по сонечкиному, фанатично. Повествователь знал, что делал, когда не спешил разбрасываться натурами, подобными Родиону Раскольникову.

Нелогична была только жажда жить. «И зачем, зачем же жить после этого…» Жить незачем, но жизнь оказывалась сильнее логики. «Он уже в сотый раз, может быть, задавал себе этот вопрос со вчерашнего вечера, но всё-таки шёл». Шёл к Соне, а от неё – на каторгу.

Жить, но не умирать шёл. (Кстати, ситуация вновь архетипична, следовательно, банальна. Хочешь победить разум – читай и/или пиши евангелие. И бесы расточатся. Апеллируй к чуду. Без чудес разум неодолим.)

6. Звезда Пентагон

– Вот видишь, – воскликнул Сеня Горб, гостеприимно разводя руками, – все вершится по воле Господа. Твоя дуэль – это просто посрамление всем неверующим. Мог ли ты предположить, что все так закончится? Разве ты не видишь во всем этом воли Провидения? Только честно.

– Здравствуй, Сеня, дорогой мой секундант, – сказал я. – Рад тебя видеть.

– Здравствуй, Герман. С чем пожаловал?

Я приехал к Сене в гости с неясными, но добрыми намерениями.

– Я бы сказал, что с миром. Но, боюсь, ты мне не поверишь – после всего, что было…

– Ты сражался со злом, потому и победил: в решающие моменты Господь всегда поддержит сторону правды.

– Во-первых, я не уверен, что победил; а во-вторых… У меня в кармане лежит моя статья «Звезда Пентагон». Не знаю, с кем я здесь сражался, но я смог внятно проговорить пять заповедей, вокруг которых крутится мир. С тем к тебе и пожаловал.

– Ты мне скажи лучше: ты сейчас с Мариной? Вы счастливы?

– Видишь ли… Если начать ценностный ряд словом «женщина», то закончится он непременно Богом; если начать словом «разум», то тебя ожидает путь к гармонии. Это к вопросу о счастье.

– Все истину ищешь? Претендуешь на место мессии? Ты заигрался, превратился в завзятого дуэлянта. Твой враг – гордыня. С ним и сражайся.

– Нет, я себя ищу. Для меня истина – это природа человека. А враг мой – глупость. Место мессии, как тебе хорошо известно, занято «гонимым» Солженицыным.

– Все это я уже слышал. Как ни назови – все за «разумной» истиной носишься.

– И все же, будь добр, прочитай статью: это последняя, нет, предпоследняя попытка достучаться до разума человека цивилизации.

В повадках Сени что-то неуловимо изменилось. На моем языке, в моей системе координат я бы определил так: он не то чтобы потерял себя – он так и не обрел себя, но уже выдыхается, чувствует, что силенки кончаются, поэтому становится сух и категоричен – способ самозащиты такой.

Мужчины хуже женщин. В том смысле хуже, что с ними тяжелее общаться, они более капризны, самолюбивы, амбициозны, агрессивны и эгоистичны. Они по-человечески менее комфортны. Их тяжело любить.