Генерал Деникин

– Каков человек, таковы и принадлежащие ему животные. У глупого человека и собака всегда глупая, а у злого – злая… Кошка – она очень умный зверь. Всегда себе на уме. У нее чудный слух, как у собаки обоняние. Кошка считает, что она царица дома. Она в этом убеждена, уверена, и потому, когда ее бьют, она только делает презрительную мину – вы, мол, мои рабы. Кошка до сих пор не забыла, что в Египте ее считали божеством… В Париже теперь мало лошадей. Плохой признак. Нехорошо. Цирк умирает, а почему? Потому что меньше теперь любит человек лошадей.

Перешел Куприн и к другой любимой теме:

– Всякое вино имеет свой вкус. Поэтому всякий сорт по-своему действует. Иное веселит, другое тоску нагоняет, третье огорашивает, четвертое смущает. Русская водка – полыновка – кремнем делает человека. А греческая анисовая – дузик это мерзость, умаляет самодостоинство, противно ее пить…

«Лесной» Куприн всегда мечтал умереть в России, как зверь, возвращающийся для этого в свою берлогу, в укрывище, да и его безденежье во Франции стало убийственным. В СССР ему с женой обещали обеспеченную жизнь.

О том, как Куприн туда будет уезжать, рассказывает Д. В. Лехович:

«Поздней весной 1937 года он пришел к Деникиным. Жене генерала хорошо запомнилось, как А. И. Куприн, ничего не говоря, прошел в комнату Антона Ивановича, сел на стул возле письменного стола, долго молча смотрел на генерала и вдруг горько-горько расплакался, как плачут только маленькие дети. Дверь в комнату закрылась, и Ксения Васильевна слышала только голос Куприна, а потом голос мужа. Через некоторое время Антон Иванович учтиво проводил своего посетителя до лестницы и на изумленный вопрос жены: «В чем дело?» – коротко ответил: «Собирается возвращаться в Россию».

В вопросах винопития Куприн был и большим практиком, поэтому «зеркально» не любил такого же буйного во хмелю поэта К. Д. Бальмонта. Когда Александр Иванович заглядывал к Деникиным, в прихожей тревожно спрашивал:

– Бальмонт не у вас?

Деникин, учась в петербургской академии Генштаба, вместе со столичной молодежью интересом следил за ярко вспыхнувшей тогда звездой таланта Бальмонта. Его стихи ему не очень нравились за поверхностность: «игру созвучий и даже набор слов», – но бальмонтовское дарование Антон Иванович всегда ценил. А тут эта российская знаменитость сначала свалилась Деникиным на голову в деревеньке Камбретон у океана, куда они одно время летом выезжали и где Бальмонт тогда жил постоянно, теперь и в Париже.

Еще в Камбретоне Бальмонт ужасал маленькую Марину. Читал он свои стихи на разные рулады голоса, то впадая в шепот, то с громоподобными раскатами. Вот и уставился однажды остановившимися глазами на девочку, дико прокричав первую строфу стихотворения:

«Кто сказал? Кто сказал?»

Марина отчаянно заорала:

– Да ты сам сказал!

После двух-трех рюмок Бальмонт вылетал из тарелки. Он скандалил, бил посуду и зеркала в ресторанах, часто попадая в парижскую полицию. Оттуда нередко выручала поэта Ксения Васильевна, знавшая французский язык. Эту ее «службу» Бальмонт высоко ценил и надписал той одну из своих книг: «Чтимой и очаровательной, очень-очень мне дорогой Ксении Васильевне Деникиной».

Охотно посещала Деникиных и поэтесса Марина Цветаева. Тогда она была под глубоким очарованием своего мужа С. Эфрона, сражавшегося добровольцем. Его героическому облику посвятила прекрасный цикл стихов о Белом «лебедином» стане. А Эфрон потом завербуется в НКВД, сменивший ОГПУ, и станет его наемником, расправляясь по Западной Европе с неугодными красным хозяевам.

Возможно, не подозревая о новых «подвигах» мужа, Цветаева отправится за ним в 1939 году в СССР вместе с дочкой. Там Эфрона расстреляют, дочь сошлют в Сибирь, а восторженная Цветаева повесится. Встретившись с поэтессой перед ее отъездом, Деникин будет также сокрушенно качать головой, как и при последнем свидании с Куприным, который протянет до своей кончины в СССР год в крайне помутненном и от жестокого склероза рассудке.

Деникины и Шмелевы, писатель И. С. Шмелев сидит

Деревня Камбретон когда-то подарила Деникину и истинного друга – крупного русского писателя образнейшей, самобытной манеры Ивана Сергеевича Шмелева. И отчество-то у него было, как у Тургенева. Шмелевское дарование таково, что он в 1930-е годы выдвигался на Нобелевскую премию, которую из эмигрантов все-таки получил Бунин. Питомец старообрядческой, купеческой, замоскворецкой семьи Шмелев и писал в очень народном, православном, благолепном ключе.

А.И.Деникин и писатель И. С.Шмелев дружили семьями, вместе отдыхали летом в Капбретоне на побережье Атлантики