И.Ю. Трубецкой — потомок великого князя Литовского Гедимина. В «Истории родов русского дворянства» его называют последним русским боярином, ибо в этом качестве он находился еще в окружении молодого Петра I, а умер в 1750 г. 82-х лет от роду[152]
. Отец двух дочерей, имел в зятьях молдавского господаря Дмитрия Кантемира и принца Людвига-Вильгельма Гессен-Гомбургского, генерал-фельдмаршала (Князь Никита Юрьевич Трубецкой (1699–1767)
Эпоха дворцовых переворотов, кроме иных последствий, повреждала умы и характеры тех, кто попадал в ее водоворот. Люди вроде бы вполне нормальные, совестливые и богобоязненные, если не ломались, то вдруг становились оборотистыми ловкачами, умевшими, как говорят на Востоке, протащить верблюда сквозь игольное ушко. Придворные партии в борьбе за власть пожирали друг друга, и выжить в такой обстановке больший шанс имели беспринципные, циничные, жестокие царедворцы, умевшие заискивать перед временщиками. Не откажешь в точности историку князю М.М. Щербатову, придумавшему особый термин для характеристики России того времени — «повреждение нравов».
Князь Никита Юрьевич Трубецкой — лучшая иллюстрация сказанного. Племянник генерал-фельдмаршала И.Ю. Трубецкого, он принадлежал к одному из старейших родов, происходившему из Литвы и Польши (
Так уж сумел устроиться Никита Юрьевич, что ни один из правителей России, чьим современником он являлся, не отказывал князю в благоволении. Правда, цену за это приходилось платить изрядную. Современники свидетельствовали: чтобы не уйти в тень при Петре II, Трубецкому пришлось заискивать перед князем Иваном Долгоруким, любимцем императора. Ради этого Никита Юрьевич предпочитал «не замечать» все более настойчивых ухаживаний Долгорукого за Анастасией Гавриловной. Как писал М.М. Щербатов, ухаживания временщика не остались без успеха. Долгорукий нередко приезжал в дом Трубецких с компанией таких же повес, «пивал до крайности, бивал и ругивал» хозяина, а однажды «по исполнении над ним многих ругательств хотел, наконец, выкинуть его в окошко».
Потом, правда, Никита Юрьевич расквитался с ним руками другого временщика Э. Бирона: Иван Долгорукий, участвовавший в заговоре «верховников» против самодержавного правления Анны Иоанновны, окончил жизнь на плахе (
Сам же Трубецкой, благодаря протекции родного дяди князя Ивана Юрьевича, вовремя ставшего в ряды тех дворян, которые призвали Анну Иоанновну «царствовать самодержавно по примеру прародителей», был пожалован в генерал-майоры и в подпоручики Кавалергардского корпуса, а с упразднением последнего стал майором лейб-гвардии Преображенского полка.
37-летним генералом он впервые в жизни попал на войну, в которой Россия сошлась с Турцией (1735–1739). Под пули и ятаганы Никита Юрьевич, однако, не спешил. Не торопил его и главнокомандующий Б.-Х. Миних, питавший большое расположение ко второй жене подчиненного — княгине Анне Даниловне. Готовясь к походу в Крым, Миних возложил на Трубецкого заготовку провианта для армии. Но тот дело провалил, в результате от голода и болезней в 1736 г. в Крыму погибло не менее половины армии (
Главнокомандующий, желая выгородить себя, объяснял это «жарким климатом и дурной степной водою». Круговая порука связала его с нерадивым помощником: Трубецкой не только не был наказан, но наоборот — повышен в чине. А в январе 1738 г. князь именным указом был назначен генерал-кригс-комиссаром, т. е. главным интендантом русской армии, и пробыл в этой должности до окончания войны. Ох, как пожалел потом Миних о своей беспринципности!