- Потому что жили они недружно. Айгашев часто при всех называл его зазнайкой, выскочкой, бессловесным рабом устава и другими оскорбительными словами... Полковник не мог назначить его своим преемником.
- А о его смерти он говорит правду?
- Кто его знает! Я служу в первом взводе, и мы прошли раньше, чем немцы открыли огонь. Ребята из третьего взвода рассказывали, будто снаряд разорвался близко и он упал вместе с лошадью. Вроде бы они хотели подойти к нему, чтобы унести, но Айгашев погнал их дальше, угрожая пистолетом. Поэтому никто толком не знает, что с ним случилось.
- Но, может, его не убило, а только ранило? - с надеждой спросила Ева.
- Может, и так. Айгашев-то знает. Говорят, он был возле полковника некоторое время.
"Да, он, и только он, знает правду, - подумала девушка. - Конечно, он может солгать, но я увижу это по его глазам. Надо пойти к нему, расспросить подробно..."
- Слушай, Измайлов, возьми меня с собой. Я хочу поговорить с вашим командиром роты.
- Что же, пойдемте! - согласился сержант. - Только идти далеко. Доберемся не раньше завтрашнего утра.
- Ничего. Я ходить привыкла. За меня не бойся... Так оказалась она в расположении третьей роты.
- Можно войти? - спросила Ева, постучав в дверь землянки командира. Здравия желаю, товарищ майор!
- Привет, красавица! Что тебя привело сюда? Собственные дела или повеление начальства? Говори, я тебя слушаю, - ответил Айгашев, глядя на девушку подобно цыгану, осматривающему лошадь. "Черт побери, какая прелесть! - подумал он. - Не чета нашей аптекарше. Та чернявая, плаксивая, глупая, а эта - настоящее золото. Смотри, как сверкает! Да, у Турханова вкус был неплохой".
- Пришла сама. Скажите, что случилось с полковником? Только говорите правду.
- А зачем мне врать? Скажу правду, и только правду: на моих глазах вражеский снаряд разорвал его на куски. Я хотел собрать останки и привезти в отряд, чтобы похоронить по-человечески, но потом подумал; зачем пугать людей?
Голос у него был неуверенный, глаза бегали. Ева не поверила ни одному его слову. Сейчас она еще больше была уверена, что Турханов жив.
- Предположим, что так, - проговорила она. - Но вы похоронили его?
- Не успел. Немцы же стреляли. Сказал жителям ближайшей деревни, чтобы похоронили и его и других погибших.
- Как называется эта деревня? Айгашев посмотрел на карту.
- Здесь был понтонный мост... Вот эта деревня. Называется Камень-гура.
- Вы взяли хоть его вещи?
- Какие вещи? - насторожился майор.
- Документы, карты, ордена и медали, деньги, оружие, да мало ли что.
- А денег у него было много?
- Много. Отрядную кассу он носил с собой.
- Какие деньги - советские или польские?
- Всякие. Одних долларов и фунтов стерлингов не сколько тысяч. Имелись и золотые монеты царской чеканки. Так я говорю? - спросила Ева, испытующе глядя ему в глаза.
На лице Айгашева отразилась досада. "Дурак я, - подумал он. - Не догадался обшарить его карманы и захватить полевую сумку. Если бы отрядная касса попала ко мне, зачем тогда мне должность Турханова? На что мне Отряд? С такими деньгами можно припеваючи жить и в оккупированной Польше. Эх, вовремя не догадался!"
- Некогда было мне возиться с его вещами. А тебе небось долларов захотелось? - язвительно улыбнулся он.
- Нет, зачем же? Деньги государственные, пусть они останутся в отрядной кассе. Мне хотелось бы сохранить на память его пистолет. Если можете, пожалуйста, дайте его мне.
- Нет у меня его пистолета. Говорю же, некогда мне было возиться с его вещами! Должно быть, все досталось этим проклятым мужикам, которые пошли его хоронить. Не могу подарить тебе даже пуговицы с его... мундира, который ты так часто расстегивала...
Ева решительно поднялась.
- Извините, мне пора...
- Куда ты спешишь? Ты же любишь командиров, не правда ли? Раньше Турханова, теперь... меня. Оставайся! Я тебя пригрею не хуже его. Да, не хуже его!
Девушка была оскорблена до глубины души, но сдержалась, более того, решила обратить все в шутку.
- Эх, товарищ Айгашев, - сказала она, - женщина, которая хоть раз видела Турханова, на другого не взглянет...
И Ева повернулась к двери. В ту же минуту Айгашев схватил ее за руку, рванул к себе и повалил на нары, зажав ей ладонью рот так, что она чуть не задохнулась.
- Не взглянет, говоришь, - зашипел он. - Посмотрим! Не брыкайся, все равно будешь моей. Да, будешь моей!
Деликатничать уже не приходилось. Изловчившись, Ева изо всех сил ударила насильника коленом в живот. Тот охнул, свалился на земляной пол, скорчился, застонал, а Ева выбежала из землянки.
Глава четвертая