А что если бы она решила сжечь царя и его прекрасную[38] дочь? Тут бы им и пришел трындец, так что ли? За что тогда платятся такие деньги на содержание стражи, скажите на милость? В общем, ни в какие ворота! Непорядок! Кто-то должен быть за это наказан!
Конечно, крайним объявили того, кто может дать меньше всего отпора — певца Елисея. Его схватили под белы руки* и утащили в тюремную башню. Народ, понятное дело, негодовал и даже возмущался! Народное мнение, разумеется, не учли. Плевать хотели. С той самой башни и плевали.
Но главное, властям пришлось признать подлинность второго пера. Тут уж доказательства были налицо. Конечно, известный в Велиграде и за его пределами адвокат Дрейкус вполне мог бы попытаться оспорить это решение, но никто ему этого дела не предложил, а бесплатно Дрейкус не работал из принципа. Принцип заключался в том, что он хотел деньги.
Джуба и его подручный вернулись в контору ждать новостей. По дороге заглянули в пару лавок, благо, средства, полученный от боярина Крива позволяли шиковать, и заказали снеди и там, и тут, колбас, кровяных и вяленых, да еще пару десятков на жарку, несколько окороков, да немного рыбы, чуток дичи, да всякой мелочи, типа перепелок — их брали без счета тазами, сыров разных несколько видов, по паре голов, капусты квашеной, солений, грибов, ягод разных, кислых и сладких, булок медовых и ржаного хлеба, яиц сотни две, молока пару ведер, парного, из-под коровы, меду два кувшина, и в сотах, леденцов разных, пряников, вина разных, самогонки, кваса, морса несколько ведер, пива местного тридцать сортов по двадцать бутылок каждого на пробу.
Это все обещали доставить до конца дня.
Ну и что-то поесть прямо сейчас! Полтуши свиньи с вертела, птицы тушенной в котле — весь котел, и всякой-всячины, что в рот летит сама, без приказа. Ну и запить. И баранок!
Без последнего пункта Дубыня, смотревший на все многочисленные продукты с восторгом, но без фанатизма, остался бы в тоске. Баранки решили все! Он сразу накинул связку себе на шею и ел их один за другим всю дорогу до дома.
«Нет, — подумал Игги, глядя на подручного, — все же идея о баранковой оплате труда была хороша! Надо обязательно вернуться к ней в конце месяца в день выдачи монет!»
Дубыня его мыслей не читал, а если бы и умел это делать, вероятнее всего, согласился бы с выводами хозяина. Баранки значили в его жизни больше, чем он сам представлял.
Если бы он попал на сеанс к велиградскому успокоителю мыслей Вениамину, бравшему за свои сеансы бешеные деньги, то его признали бы баранкозависимым и заставили бы отказаться от их употребления, и от всего мучного, в целом, сделав просто так от нечего делать из одного счастливого человека одного несчастного.
Дома свалили все покупки на широкий стол, но кушать, как ни странно, не хотелось обоим. Так и сидели. Дубыня грыз баранки, которые за еду не считались, являясь сугубо перекусом, и Игги тупо смотрел на стену — там висел меч-кладенец, которым он ни разу не воспользовался.
— Скажи-ка мне, Дубыня, — задумчиво произнес владелец конторы, — а почему я никого не убил за последний год?
— Потому что ты добрый, хозяин? — предположил богатырь.
— Нет! — Игги стукнул кулаком по столу, отчего все чашки, миски, ложки, тарелки подпрыгнули и со звоном упали обратно вниз. — Потому что я тупой! Когда перережешь пару глоток, жить становится гораздо легче. Ты резал кому-то глотки, Дубынька?
— Резал, — пожал плечами крестьянский сын, — скот бил: овец, коров, свиней. Кого резал, кого кулаком, кого кувалдой! А кого и щелбаном — тех, кто помельче…
Джуба покачал головой:
— Это все не то… людей ты убивал?
— Одного токма… — замялся богатырь. — Давно дело было. Шел я лесом по грибы, а тут в кустах пришлый тать девку нашу деревенскую пытался снасильничать. Ну я его того-этого… забил до смерти лукошком!
— Прям таки лукошком? — удивился Игги.
— В лукошке ножичек лежал, грибы резать… выскочил он случайно и воткнулся в грудь супостата… тридцать раз… да и кулаками по роже его прошелся изрядно, мозги по всей полянке собирали…
— Н-да… — задумчиво посмотрел на него Джуба. — Хорош помощничек! Ладно, нарезай, наливай, поглощай! Можно!
Дубыня с энтузиазмом бросился исполнять прямой приказ, а во входную дверь тут же застучали.
— Кого там черти… — Игги пошел отпирать лично.
На пороге стоял знакомый глашатай номер один. Видимо, уже оклемался и был прощен.
— Вам письмо, танцуйте! — ухмыльнулся он, мотая свернутой в трубку берестяной грамотой с царской печатью перед лицом Джубы.
Тот поначалу даже растерялся от такой наглости, а потом коротким ударом свернул нос глашатая на левую сторону.
Алая кровь закапала на каменные глыбы мостовой.
Глыбам было не привыкать. У этого крыльца часто лилась кровь. Одно время тут даже завелся летучий мышь — любитель красненького. Но потом Джуба ушел на покой, крови стало меньше, и мышь переехал жить к тюремной башне.
— Сразу бы сказали, что не любите танцы, — глашатай обиженно вручил Джубе грамоту. — Я же не знал!
— Зато теперь знаешь! В следующий раз не забудешь[39]!
Игги уже отвернулся от него, входя в дом.