Глаз бури

— Да, но я не имею таких сил, и никакой помощи — не здесь, не теперь. Возможно, твои сны будут приносить нам помощь, но все равно, мне не кажется разумным хождение по Дороге снов сейчас. Мы уже здесь, и такова наша судьба. Имею сказать только, что я делал то, что видел наилучшим.

Саймон подумал об этом и фыркнул.

Мы уже здесь. Бинабик прав, мы уже здесь, слишком далеко, чтобы повернуть назад.

— А Инелу… — пальцы, которыми онначертал знак древа, дрожали не только от холода. — Король Бурь… он дьявол? — спросил он наконец.

Бинабик сморщился.

— Дьявол? Враг вашего Бога? Почемуспрашиваешь ты этот вопрос? Ты не слушал, когда говорил Ярнауга?

— Наверное, — он съежился, — это просто… Я вижу его в своих снах. Во всяком случае мне кажется, что это он. На самом деле я вижу только красные глаза, и вокруг них все черно — как сгоревшее полено, в котором еще видны красные точки. — Ему было нехорошо от одного только воспоминания.

Тролль пожал плечами, обеими руками ухватившись за шею Кантаки.

— Нет, он не ваш дьявол, друг Саймон. Но он зло — или, я предполагаю, что то, чего он желает, будет злом для всех нас, а этого достаточно, чтобы именовывать его злом.

— А… дракон? — медленно произнес Саймон мгновение спустя. Бинабик, резко повернув голову, странно посмотрел на Саймона сквозь прорези в маске.

— Тот, который живет на горе. Тот, чье имя я не могу произнести.

Бинабик разразился смехом, пар его дыхания клубился в воздухе.

— Игьярик его именовывают! Дочь Гор, у тебя много забот, юный друг! Дьяволы! Драконы! — От смеха слезы выступили у него на глазах. Тролль поймал одну слезинку на палец перчатки и поднял вверх. — Смотри! — засмеялся он. — Как будто нам и так не хватает льда!

— Но там был дракон! — горячо отозвался Саймон. — Все так говорят!

— Очень сильно давно, Саймон. Это место полно дурных предзнаменований, но я предполагаю, что в этом виновна его оторванность от остального мира. Легенды кануков говаривают, что ледяной червь некогда жил здесь, и мой народ не ходил сюда, но теперь я предполагаю, что на самом деле это бывал снежный леопард или кто-то подобный. Нельзя говорить, что мы вообще не имеем никакой опасности. Гюны, как ты очень хорошо знаешь, имеют далекие захождения в эти дни.

— Так что на самом деле ничего такого страшного нет? По ночам в голову приходят такие ужасные вещи!

— Я не говаривал, что не надо питать страха, Саймон. Мы не имеем должности забывать, что имеем врагов, и некоторые из них, как я предполагаю, весьма могущественные.

* * *

Еще одна ледяная ночь в пустыне; еще один маленький костер в пустынной тьме бескрайних снежных полей. Саймону ничего бы так не хотелось, как свернуться калачиком под теплым одеялом в Наглимунде, даже если самая кровавая битва всей истории Светлого Арда будет бушевать за дверями. Он был уверен, что если в этот момент кто-нибудь предложил бы ему теплую сухую кровать, он солгал бы, убил, дал любую клятву именем Узириса, чтобы получить ее. Сидя скорчившись, закутавшись в попону и стараясь не стучать зубами, он был уверен, что чувствует, как его ресницы примерзают к векам.

Волки пронзительно лаяли и завывали в бесконечной темноте вне круга слабого света, ведя длинные, тоскливые разговоры. За две ночи до этого, когда путники впервые услышали их пение, Кантака провела весь вечер, нервно расхаживая вокруг костра. Но с тех пор она успела привыкнуть к ночному крику своих собратьев и только изредка отвечала беспокойным поскуливанием.

— Почему она не от-т-т-ветит им? — озабоченно спросил Хейстен. Житель равнин эркинландского севера, он любил волков не больше Слудига, хотя успел почти полюбить коня Бинабика. — Почему она не велит им мучить кого-нибудь другого?

— Как и люди, не все племена рода Кантаки имеют мир между собой, — ответил Бинабик, никого не успокаивая.

В эту ночь огромная волчица делала все, что могла, чтобы не обращать внимания на вой — даже притворялась спящей, но выдавала себя, сверкая колючими глазами в сторону самых громких воплей. Волчья песня, решил Саймон, закутываясь в одеяло, это пожалуй самая одинокая песня, которую ему приходилось слышать.

Почему я здесь? думал он. Почему все мы здесь? Ищем в ужасных снегах какой-то меч, о котором долгие годы никто и не вспоминал. А тем временем принцесса и все остальные, оставшиеся в замке, со дня на день ждут королевской атаки! Глупо! Бинабик вырос в горах, в снегу; Слудиг, Гримрик и Хейстен солдаты, они ко всему привыкли; один Эйдон знает, чего хотят ситхи, — но почему я здесь?! Это глупо!

Вой стих. Длинный указательный палец коснулся руки Саймона, заставив его подпрыгнуть от неожиданности.

— Ты слушал волков, Сеоман? — спросил Джирики.

— Т-трудно не слышать.

— Они поют такие свирепые песни, — ситхи покачал головой. — Они такие же, как вы, смертные. Они поют о том, где они были, что видели и чуяли. Они рассказывают друг другу, где бежит лось и кто кого выбрал себе в пару, но по большей части просто кричат: Я здесь! Вот я! — Джирики улыбнулся, прикрыв глаза, сонно глядя на умирающий огонь.

— И ты думаешь, то же самое говорят… говорят смертные?